«Нет, – подумала Сияющая. – Мы не можем выполнить план Мрейза. Он манипулирует тобой».
«Мы сделаем то, на что согласны две из трех, – сказала Шаллан. – И я решила, что пришло время поступить так, как хочет Мрейз. Мы заберем душу Келека и будем подражать ему на суде. Вуаль и я…»
«Нет», – подумала Вуаль.
У Шаллан перехватило дыхание. Что?!
«Я передумала, – продолжила Вуаль. – Я на стороне Сияющей. Не пойду убивать Келека. Двое против одного, Шаллан».
Что-то шевельнулось глубоко внутри Шаллан.
– Я… – прошептал Адолин. – Жаль, что я не могу узнать, кто убил несчастного криптика. Вот что погубило нас сегодня. Все испортило.
Час пробил.
– Суд еще не завершился, – сказала Бесформенная Адолину. – Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что идея была не такая уж плохая. Ты прав. По крайней мере, у тебя есть шанс продемонстрировать, как выглядит благородный человек.
– Толку от этого, – проворчал Адолин.
– Ну, не знаю, – ответила Бесформенная. – Верховный судья все-таки Вестник. Может, в конце концов он тебя удивит…
91. Тот, кто заслуживал спасения
Тефт чувствовал себя мокрым мешком с носками, забытым снаружи во время бури. Келек свидетель, когда он очнулся, то первым делом решил, что сорвался опять. Проснулся голый, разбитый – значит, вернулся к огненному мху. В тот момент он себя ненавидел.
Потом он увидел Даббида и Рлайна. Когда Тефт узрел их радость – или услышал в случае с Рлайном, – он понял, что не может по-настоящему ненавидеть себя. Вот к чему привели его клятвы. Его ненависть к самому себе с каждым днем угасала. Иногда снова разгоралась. Но он был сильнее.
Остальные любили его. Значит, что бы Тефт ни натворил, он встанет и все исправит. Это была клятва, которую он дал, и да будет тому свидетельством десятое имя Всемогущего, он сдержит ее.
Ради них.
А потом Тефт узнал правду. Он не сломался. Он не брался за мох. Это была не его вина. В кои-то веки за всю жалкую шквальную жизнь проснулся в канаве, с гудящей головой, но не из-за собственной слабости.
Спустя несколько дней исцеления он все еще находил это замечательным. Полоса силы продолжалась. Почти семь месяцев без мха. Преисподняя. Честно говоря, сейчас ему очень хотелось мха. Это бы слегка ослабило пульсирующую в голове боль.
Но… Преисподняя! Семь месяцев! Он не был чистым так долго с тех самых пор, как… ну да, с тех пор как вступил в армию. Тридцать лет.
«Не считай те годы, Тефт, – сказал он себе, когда Даббид принес ему суп. – Посчитай лучше годы с друзьями».
Наконец-то в супе оказалось немного мяса. Неужто они поверили, что если Тефт съест нормальную еду, ничего страшного не случится? Он пробыл в отключке несколько дней, а не несколько лет. Слишком мало времени, чтобы превратиться в инвалида.
И вообще, он явно справился с этим лучше Каладина. Благословенный Бурей сидел на полу – отказался занять скамейку, потому что она «принадлежала Тефту». У него был затравленный вид, и он казался сморщенным, как будто его нутро вычистили ложкой. Что бы он ни видел, когда страдал от лихорадки, это не пошло ему на пользу.
Тефту раньше доводилось такое испытывать. Сейчас у него просто все болело, но когда-то он чувствовал то же самое, что и Каладин.
– А ведь мы вроде как в отставку вышли, шквал бы ее побрал, – ворчал Тефт, доедая остывший суп. – Штатскими заделались. И чем все обернулось? Судьба – та еще гадина, да, Кэл?
– Я просто рад слышать твой голос, – сказал Каладин, принимая миску супа из рук Даббида. – Хотел бы я услышать ее голос…
Его спрен. Он умудрился потерять Сил в бою, когда был ранен.
Тефт посмотрел в сторону, где на краю скамьи чопорно сидела Фендорана. Ему пришлось напрягаться, чтобы позвать ее, и она сказала, что не помнит ничего с тех пор, как он потерял сознание. Она сама была… вроде как в обмороке.
Фендорана выглядела как пожилая женщина, со зрелыми чертами лица и в одежде без излишеств – юбке и блузке тайленского стиля. Ее волосы развевались, словно на призрачном ветру. В отличие от Сил или некоторых других спренов чести, Фендорана предпочитала проявлять себя в полный рост.
Она взглянула на Тефта, и он кивнул в сторону Каладина. Фендорана глубоко и многозначительно вздохнула. Затем – судя по тому, как ложка Каладина замерла на полпути ко рту, – она позволила остальным в комнате увидеть себя.
– Ты все еще можешь связывать потоки? – спросила она.
– Не так хорошо, как перед последним боем, – сказал Каладин. – Но могу втягивать буресвет и склеивать предметы.