Рижский редут

Однако я, чтобы не будить преждевременных подозрений, согласился принести вещи, потом как мог утешил Натали и заплатил немного доброй девке, чтобы она пустила меня на ночь в подвал. Тут вышло недоразумение – девка не сразу поняла, за что ей дают деньги, и попыталась отвести меня в свой уголок. Я держал перед ней речь на немецком языке о невозможности таких амурных подвигов, она же, кажется, объясняла мне по-латышски, что ее такая сумма вполне устраивает. Насилу я от нее отбился и улегся на скамье, завернувшись в то самое теплое наплечное покрывало, в которое кутались мы с Натали.

А наутро явился Бессмертный.

Глава семнадцатая

Сержант наведался в погребок и просил позвать меня так, как если б точно знал – в ином месте меня быть не может.

Я обрадовался ему, уселся вместе с ним в уголке и, отложив до поры отчет о своем розыске, приступил к делу, которое казалось мне важнейшим.

– Бессмертный, выручайте! Мне надобно, чтобы Вихрев и Сурков срочно прибыли сюда! – быстро сказал я.

– Надобно – а для какой надобности? – осведомился Бессмертный.

Я вздохнул и развел руками.

– Сдается, вы собрались наделать дурачеств. Не угодно ли вам все-таки растолковать мне суть дела?

Я покраснел. Сейчас мне затея с разбойничьим налетом на мастерскую ювелира и самому вдруг показалась ребяческой. Но я не видел иного способа вернуть драгоценности.

– Клянусь, я безмерно хочу все вам рассказать. Но дама…

– Морозов, попытайтесь рассуждать логично. Вы не иголка в стоге сена, а русский дворянин, и если мне захотелось бы узнать всю вашу подноготную, в течение недели я получил бы ее – возможно, в виде разрозненных кусков, но составить их вместе недолго. Ваша дама примчалась к вам из Санкт-Петербурга, где вас не было, поди, лет шесть. Стало быть, вы познакомились с ней в юности, возможно, хотели на ней жениться. В ваше отсутствие ее, сдается, благополучно выдали замуж. Как вы полагаете, трудно ли будет узнать имя дамы человеку, который сумеет расположить к себе ваших родственников, а наипаче всего – матушку вашу?

Тут я беззвучно вознес к небесам такую молитву:

«Господи, сделай так, чтобы Бессмертный сам докопался до правды и сообщил ее мне с торжеством! Тогда совесть моя будет чиста, и я смогу рассказать ему все подробности этой нелепой истории, не дожидаясь отъезда Натали!»

Возможно, сержант умел читать мысли, потому что усмешка его была весьма сочувствующей.

Тут подошел добрый Ганс и осведомился, не угодно ли господину Бессмертному отведать блюда, которое изготовили ему самому на завтрак, но в таком количестве, чтобы досталось и благородным посетителям кабачка.

– Коли растапливать печь, то тепло должно использоваться полностью, равным образом и пространство, которое можно уставить горшками, – сказал он. – Сие есть похвальная экономия. Тем более что свинина сейчас недорога – в предместьях закололи немало скота, поскольку неведомо, как теперь его содержать и чем кормить.

Бессмертный на неплохом немецком языке отвечал ему, что будет рад позавтракать за приемлемую цену. И нам обоим принесли два глиняных горшка под глиняными же крышками, раскаленными настолько, что снимать их следовало через толстую тряпочку. Это был знаменитый немецкий айнтопф, что означает – один горшок, нечто среднее между похлебкой и горячим мясным блюдом. Его готовят из разных составляющих, но суть одна – недостаточно густо, чтобы считаться, допустим, тушеным мясом, и недостаточно жидко, чтобы представлять собой похлебку. На сей раз айнтопф состоял из жирной свинины и квашеной капусты, приправленных луком, чесноком и молотым тмином. С ломтем хорошо пропеченного хлеба это было кушанье, может быть, недостойное утонченного дамского вкуса, но приятное, наваристое и сытное. Тем более что в горшок входило чуть ли не полтора фунта этой утехи добрых бюргеров.

– Вернемся к нашим баранам, – сказал Бессмертный, когда мы не просто опустошили горшочки, но и выскребли из них ложками каждое капустное волоконце. – Что вам удалось узнать о человеке, который рассказал полицейским служителям, как вы метались вокруг амбара и всех одолевали расспросами?

– Бессмертный, вы не поверите, но этого человека я пытался убить…

– Любопытно… и по-своему логично…

– Да нет же! Он – тот самый, в чьем убийстве меня обвиняет Вейде. Помните? Две немки и русский человек, которого я ударил кортиком в амбаре Голубя…

– Опять амбар Голубя?

– Ну да, прямо роковой голубь какой-то… Довольно на него взглянуть, чтобы понять – добра от него не жди!

Бессмертный рассмеялся, и я, приободрившись, рассказал ему, как установил Яшкину личность и как искал Яшку в Петербуржском предместье. Не умолчал я и о Мартыне Кучине.

– Свечной торговец? – переспросил Бессмертный. – И что, с виду – доподлинно торговец? От натурального не отличить?

– Не отличить, – сказал я. – И порты, и шапка. Одна лишь борода с усами его и выдает!

– А свеч при нем много было?

– Как полагается – коромысло с двумя огромными связками, каждая фунтов по восемь, коли не по десять. И ножик – фитили резать.