Род

Какое-то время они стояли вместе, глядя на дорогу, что вела от Речного хутора в большой мир.

Агла и Гита тоже готовы были уехать. Молодая вдова заключила Хильдигуннюр в сокрушительные объятия и, шмыгая носом, даже сумела выдавить скупую слезу.

«Фу». Это было даже не слово, промелькнувшее в голове Хельги, а просто смутное, вызывающее гримасу ощущение, похожее на отравление ягодами. Она заметила одинаковое выражение их лиц, когда Хильдигуннюр отдала им виру за Карла, – радостная алчность, жажда золота, – и теперь они стояли там, за воротами, две женщины с похожими лицами и голосами, если не брать во внимание возраст. Мать и дочь, неожиданно выброшенные в мир.

Но как только они запрыгнули на лошадей, Гита преобразилась: она сидела прямо и смотрела на деда с бабкой свысока, плотно сжав губы.

«Ого, – подумала Хельга. – Где-то бродит королевич, подыскивающий себе жену».

– Прощайте все, – сказала Агла. – Мы будем слать весточки, где бы ни оказались, и тоже не забудем вас навещать.

– Уж постарайтесь, – прогудел Уннтор.

Гита первой хлестнула лошадь; кобыла, заскучавшая после ленивых дней на лугу, охотно подчинилась, и они понеслись по дороге.

Хельга посмотрела на Хильдигуннюр, которая и не пыталась скрыть холодной усмешки.

– «Где бы мы ни оказались», вот уж точно, – сказала она.

Только к полудню Хельга набралась духу.

В редкую спокойную минуту Хильдигуннюр нашла местечко у стены дома и сидела там, прядя кудель, а лучи солнца играли на ее коже.

Хельга робко подошла к ней.

– Мама…

– Я знаю.

– Ч-что?

Старая женщина сощурилась, прикрыла глаза ладонью и посмотрела на нее против света.

– И я спросила, и тебе можно.

Хельга пыталась подобрать слова, но не могла.

– Что можно? – выпалила она наконец.

– Ты хочешь уйти. Тебе нужно уйти. Тебе нужно понять, кто ты такая, и найти свое место в мире. – Казалось, Хильдигуннюр хотела сказать еще что-то, но удержалась. – Ты можешь дойти с Тири и Вёлундом до их хутора. Поработаешь там немножко и двинешься дальше – им нужна будет помощь, пока они продадут то, с чем не смогут управиться. Они уедут, когда ты будешь готова. Что ты таращишься, как выброшенная рыбеха? Люди подумают, что я дурочку вырастила.

У Хельги не нашлось слов, ничего, кроме чисто физического порыва. Она рухнула на колени, обняла свою мать за шею и прижалась что было силы.

– Что это? Удушение? – Хильдигуннюр изобразила кашель, но в голосе ее была улыбка.

Горячие слезы катились по щекам Хельги, а когда она почувствовала руку, что гладила и трепала ее затылок, то губы у нее задрожали как у младенца. «Глупая девчонка. Глупая, глупая девчонка». Но ей было все равно. Она была всем – эта женщина с ее неистовой любовью к семье, ее верностью и защитой, которую она дарила, – всем, что значил для Хельги Речной хутор. И поэтому она плакала.

– Мы еще увидимся, дочка, – прошептала ее мать. – Я это знаю. У меня тут не так много дел осталось, и когда я их закончу, то найду тебя и посмотрю, как ты поживаешь.

Собрав в кулак всю волю, что у нее была, Хельга смогла выпустить мать из объятий. Она неуклюже поднялась на ноги.

– Спасибо, – всхлипнула она; голос ее был хриплым. – Мне нужно… что мне нужно?..

– Пшш, – отмахнулась от нее Хильдигуннюр. – Я собрала твои вещи, пока ты таскала воду. Иди, поговори с Тири. Мы скоро будем готовы с вами попрощаться.

Странно ей было идти по дороге, словно Хельга знала ее не так хорошо, как думала.

«Она другая, потому что я иду по ней в последний раз».

Ее мысли кружились вихрем, рядом шлепал Вёлунд. Она научилась различать, когда он тихо радовался, и это был как раз такой момент. «Неужели и другие чувствовали то же самое?» Она подумала об Агле, прибывшей на полном скаку вместе с Карлом, а уехавшей без него. Каково было ей? Она подумала о Тири, такой молчаливой, хотя теперь над ней не нависал Бьёрн.

Она подумала о Йорунн.

О женщине, убившей своего брата, чтобы завладеть тем, чего, может быть, и не было на самом деле, – что творилось в ее голове? Жалела ли она о чем-нибудь? Она никогда не узнает ответа, но ей было до странного приятно узнать, что на самом деле случилось с Бьёрном, а следовательно – и с Карлом.

– Дорога будет долгой, – сказала Тири. Голос ее звучал бесстрастно.

– Я знаю.

– Я не вернусь.

Хельга проглотила неожиданно подкативший к горлу ком.

– Я… Я тоже не думаю, что вернусь.

– Они могут говорить, что это сделал мой Бьёрн, – упрямо сказала Тири. «Эти слова не для меня. Они для нее самой». Осознание пришло внезапно, и Хельга зачарованно смотрела на женщину. – Может, это и так – он странно себя вел, – Тири глубоко вздохнула и выплюнула: – Но если это он, кто-то его заставил. Он никогда бы сам не решил убить Карла.

«Что мне сказать?» Ища слова, Хельга оглянулась и в последний раз взглянула на Речной хутор, где прожила больше половины жизни. Люди у ворот были еще видны, но еле-еле: огромный, как медведь, мужчина, а перед ним стройная женщина.

– Кто-то его подговорил.