Родня. Пересохшее русло

Бывшие коллеги по привычке держали себя с Тимуром более чем сдержанно. Инициатор такого отчуждения уже перешел в прошедшее время, но к настоящему они еще не перенастроились. Неподалеку выходил из подъезда Трояк с супругой Лизой. Кричать было неудобно и Тимур решил, что уж на кладбище-то он точно с ним пересечется. Он шарил глазами по скоплениям людей и хотел увидеть одно лицо, но так его и не увидел. Хотя позже ему сказали, что она была на кладбище и, прячась за деревьями, стояла в компании Надежды. «Надо же, не побоялась прилететь. Смертница» – потом подумал Тимур. Пообщавшись накоротке, со всеми знакомыми и родственниками он направился дальше и, дойдя до гаражей, увидел своих одноклассников.

Вот уж кого он всегда был рад видеть. Эти лица никогда для него не менялись, хоть год прошел, хоть десять. Настоящий друг – всегда брат, но брат – не всегда настоящий друг. С этим девизом Тимур и жил всю свою жизнь.

– Салам, брателло, – пробасил Гурам, – когда приехал?

– Салам, дорогой, – обнимая друга, ответил Тимур, – да вот, только с самолета.

– Здорово, Тимсон!–поприветствовал его второй друг и тоже обнял.

– Здорово, Карчной. Вы это.., уже заходили?

– Да, мы уже были. Матушка твоя тоже уже там. – сказал грузин. – Ты сходи, мы тебя тут подождем. Карч, дай сигарету.

– На.., вежливый ты наш, – ответил Карчной, протягивая сигарету, – чего еще изволите, сударь? Огниво?

Тимур улыбнулся и подумал: «Супер. Ничего не меняется».

В квартире Либерманов пахло смертью. Такой густой и тяжелый запах, который ни с чем не спутаешь. Погода снаружи была пасмурной и в комнатах царил полумрак. Атмосфера была вязкой и напряженной: когда уходит старик – это можно понять, но когда уходит молодой мужчина, да еще так нелепо – это понять непросто. Осмыслить можно – принять не получается. Рая так вошла в роль, под действием препаратов, что реально была белой, как покойник, и перемещалась галсами, поддерживаемая периодически меняющимися помощницами. Временами к ней подходила ее мать Фаина и укоряла следующими фразами: «Так нельзя доча. Так нельзя. Не изводи себя». И обе искренне верили в правдивость своего поведения. Тем не менее Тимура это зрелище не оставило равнодушным, он подошел к телу Глеба, поздоровался с Раей, обнял ее и сказал:

– Салам, сестра.

– О, привет, Тимочка, – тонким и дрожащим голосом поприветствовала его Раиса, – ты давно приехал?

– Да нет. С аэропорта, сразу сюда. Гроб вам привез. Самый красивый, какой нашел.

– Да -да.., спасибо тебе. А у нас.., вот. Лежит Глебушка, как живой. Даже как будто улыбается. Как же так, а? Тима!? Почему? – уже не в силах плакать Раиса застонала. Откуда ни возьмись, возникла Фаина и, поддерживая дочь за руку, заворчала:

– А ну-ка соберись. Что это еще такое… Так нельзя, Раечка. Прекрати. Зачем ты себе сердце рвешь…? О детях-то подумай. Уже вон, вся белая как снег. Тимочка, здравствуй. Хорошо, что приехал.

– Здрассте, тёть Фая. – ответил Тимур и обнялся с теткой. Она протянула ему два металлических диска похожих по форме на плоские хоккейные шайбы с отверстиями по центру, и попросила:

– Тимочка, это магниты, положи Глебушке один под голову, другой под ноги.

Тимур с немым вопросом уставился на тетку, и она ответила:

– Говорят, помогают, чтобы тело не портилось, на улице-то уже теплынь.

– А.., ясно. – Тимур подошел ближе к голове покойника и, приподняв ее, положил один магнит на подушку.

– Прости за всё, брат. Царствие тебе Небесное. – еле слышно прошептал он, поцеловал Глеба в лоб, на котором поперек уже лежала церковная лента, и, почувствовав, как комок подкатил к горлу, аккуратно вернув голову на место, отошел к ногам. Немного успокоившись, второй магнит он положил под ноги усопшего и увидел под гробом таз с марганцовкой, от которого исходил терпкий, и неприятный запах. Тимур почувствовал резкую нехватку кислорода и решил выйти в другую комнату. Там, у окна, стоял его брат Ринат и молча смотрел на улицу.

– Салам, братан.

– Салам. – едва повернув голову, сказал Ринат и даже не подошел, чтобы обменятся рукопожатием, и обняться. Тимур увидел во всей этой сцене «изображения глубокой скорби» какой-то уродливый, противоестественный гротеск, и ему стало физически нехорошо. Но посидев еще пару минут для приличия, он вышел в коридор. На кухне толпились многочисленные родственницы Фаины. Тимур заглянул туда в поисках матери и увидел ее у мойки. Они поздоровались, расцеловались, но так как разговаривать о житии-бытии было неуместно, Тимур сказал матери, что вечером они всё обсудят и по-английски, не прощаясь, вышел на улицу.

На похоронах Тимур стоял рядом не своими родственниками, а со своими одноклассниками – они ему были роднее и ближе, чем близкие по крови. Суфия на похороны не поехала, чему Тимур был искренне рад. Зачем? У матери и так здоровье не олимпийское, хотя она мужественно переносила все передряги.

После похорон все сидели в ресторане и поминали усопшего. Как обычно на сцену вышла Фаина и возвестила:

– Почему в мире все так несправедливо? Почему первыми уходят всегда самые лучшие?