Родом из шестидесятых

Свобода оказалась вязкой, как если двигаться в космосе, ей по-прежнему не давало ходу новое безвременье. В душе желал не этого, не такой свободы. Чего же? Покоя, как у Мастера по воле Воланда? Душевного исцеления в совсем другой стране?

Есть ли смысл жизни в наше пост-идеологическое время? И нужна ли нам русская национальная идея, объединяющая всех, которую искали еще в XIX веке («Православие. Самодержавие. Народность)? Или надо отпустить людей, чтобы они пожили на свободе.

Увы, я так и не нашел смысла. Не верю ни в развитой социализм, ни в обновленный коммунизм, ни в добротный новый капитализм, ни в нашу суверенную демократию, ни в надежду на светлое будущее. Верю в достижение такой безграничной широты взгляда, когда открываются иные измерения, синяя-синяя новизна, в которой не замечаешь свои боли и душевные страдания, и где легко исчезнуть.

Мои друзья, Гена Чемоданов и Толя Квитко звали меня «на баррикады» своей журнальной борьбы. Но я до конца не был увлечен полной свободой, наверно, потому, что гены неверия моих предков мешали верить. Да и мои мысли не будут приняты и при этой свободе. Традиция непобедима, как говорил Сальвадор Дали. Все революции, это как всполохи безумия на вечном небе Веры.

И я сказал им:

– Нет, мы пойдем другим путем!

Решил собирать "здоровые силы", кому не давали ходу чиновники, занятые устройством себя в новой иерархии власти. Отчаявшихся людей, с кем чувствовал родственность.

Это не из-за желания отдаться деятельности или спасти страну. Но с той же целью, что жгла в молодости, – понять изнутри, что движет людьми, историей. До сих пор я так и не осмеливался раскрыть себя полностью, опасаясь, что не поймут, как "Поминки по Финнегану" Джойса.

Мы зарегистрировали общественное объединение "Экология духа". Учредителями стали созданные на развалинах старых и новые независимые организации: «Экологическая экспертиза» (отколовшаяся часть бывшего Управления экспертиз), Экологическое движение, общества: «Духовное единение», «Свет вселенского духа» и «Защиты животных», Российские общество психиатров и теософское общество, а также Антиникотиновый фонд, Духовное управление буддистов (Дид Хамбо-лама), Академия информационной энергетики (экстрасенсов), отмеченная скрытыми светящимися столбами космоса. Я даже стал ее академиком, получил голубые "корочки" с красной печатью, но почему-то стыдливо держу это втайне от всех.

Некоторые из этих организаций уже умерли вместе с постаревшими создателями, как и мое объединение умрет вместе со мной.

К нам пришла общественность из самых интеллигентских низов, ставших безработными из-за развала НИИ и вузов: философы и социологи, научные сотрудники, журналисты, не способные на черную работу создания и деятельности организации, это ниже их достоинства мыслителей; хитрые свободные предприниматели, представители кооперативов и вольные личности – фрилансеры.

Мы стали составлять грандиозные программы. Предлагались проекты международного парламента, экологического образования, поддержки новых альтернативных технологий…

Но во множестве проектов установилась главная цель объединения – помогать нравственному возрождению общества, учить мышлению, достойному грандиозного пути человечества в космос. Это отвечало призывам лучших мыслителей, "совести эпохи", считавших, что без нравственности и широты взгляда не будет подлинных преобразований.

Это оказалась заведомо проигрышная идея, на обочине серьезной политической рубки на планете.

У нас с новой властью установились чистые отношения – ни она нам ничего не должна, ни мы ей.

____

Когда появилась цель, сравнимая с оставшимся временем жизни, я перестал чувствовать свое тело. Во мне выработался аскетизм, неумение жить простыми человеческими удовольствиями (кроме чтения книг, возни с "жигуленком", дачи и природы).

Что-то страшное есть в этом настрое духа. Упертость, обида на бездельников, увиливающих от дел, которые ты взваливаешь на себя. Отмирание обычного человеческого удовольствия жить. Чехов говорил: "Люди, думающие об одном и том же, устремленные к цели – не могут любить, холодны к окружающим". Со мной повторилась ситуация моего шефа, начальника управления в министерстве.

К тому же начался раскол, как в Коммунистической партии, Союзе писателей, который захватили коммунисты, и в других общественных объединениях. Я испытал жуткие моменты в суде, где группа отвлекшихся от нашей великой цели ленивых профессоров, замысливших переворот, пыталась обвинить меня в том же, в чем сами повинны, – узурпации власти, коррупции и прочем. Полетели их письма и наши опровержения в газеты, которые опубликовал всеядный "Московский комсомолец". Не желавший брать на себя ответственность суд принял двойственное решение, что усугубило спор.

Я все равно считал, что эта освобожденная озлобленность – лучше, чем забитость и осторожность держащегося на безопасном расстоянии "совка".

____