Роджер Бэкон. Видение о чудодее, который наживал опыт, а проживал судьбу

И тогда роль городского епископа (канцлера собора) в некотором смысле факультативна. Во всяком случае, автономия собственно учительско-ученического дела – главного дела, ради которого и существует университетское корпоративное ученое сообщество, гарантируется. Это отмечает, например, Ф. Паульсен, обращая внимание на синонимические эквиваленты понятия университет: «Название universitas обозначает университет как корпорацию; название stadium privilegiatum, освобожденная школа, подчеркивает те преимущества и льготы, которыми они пользуются». Так в средневековом социуме не только возникает, но и узаконивается особое, санкционированное светской и церковной властью социально автономное пространство для ученого цеха – университета, относительно отгороженного от внеученой стихии средних веков. Временное ущемление университетских свобод со стороны властей (неважно каких – светских или церковных) достигает в конечном счете противоположного эффекта: университет снимается с места и направляется в другой город, который становится и остается новым центром университетской учености, даже если беглый этот университет вернется (так, собственно, почти всегда и бывало) на прежнее место. Географическая экспансия учености по городам и весям при ее жесткой социально-идеологической локализации. Этому способствует не только миграция осерчавших магистерско-студенческих корпораций, но и волевые акты ученолюбивых государей века Роджера Бэкона.

Национально-интернациональный характер корпорации преподавателей и студентов также был закреплен в уставных декларациях университетов. Деление на «нации», представлявшие группы, организованные по национальной принадлежности (французы, норманны, пикардийцы, немцы), со своими управляющими (procuratores), ничуть не мешало интернациональному единству ученого сословия в целом в рамках университетской корпорации. Так сказать, соединение ученых «всех стран». Деление дисциплинарное – на факультеты (теологический, юридический, медицинский, общеобразовательный) – не мешало делению ученого сообщества на нации, ибо предполагало иной принцип раздела принадлежащего всему миру познавательного поля, намеченного для ученого культивирования, – предметно-содержательный принцип. Так, сама организация ученого дела становится едва ли не главным предметом средневековой «науки», существовавшей исключительно для ученого производства, держащегося целиком на честном слове бога.

Учитель-ученик. Двоящаяся, взаимопереходящая пара. И это предусмотрено в университетском уставе, неожиданно ломающем незыблемые каноны сложения иерархических последовательностей. Ректор университета и в самом деле избирался. Больше того. Им мог стать даже студент. Опять-таки: демократический пафос общественных отношений в ученой среде университетской корпорации; но здесь же рядом – статуарно окаменевшие, дотошно разработанные формы-инструкции о том, как прочитать ученую лекцию, как организовать ученый диспут, как провести испытание на ученую степень. Вновь и вновь: знание об умении учить, с одной стороны, и учиться – с другой.

Рутина в дидактике угнетала Бэкона. Но через это надо было пройти.

Лекция (lectio – буквально чтение) представляла собою чтение изучаемого текста и пояснение этого текста в форме комментариев к нему или же к отдельным его частям. Студентам теологического факультета читали священное Писание и «Сентенции» («Sententiarum libri quatuor») Петра Ломбардского (XII век). Эти «Сентенции» и были комментарием христианской доктрины, ставшим основой схоластики. Но со временем дело лектора как бы упрощалось: сочинялись комментарии к этим комметариям, которые потом свелись к так называемым «вопросам» (questiones). Именно они и составили содержание «устной» лекции в более поздние века.