- Вы, наверное, относите себя к категории людей, которые ечитают себя непобедимыми? - спросила Валентина, очаровательно улыбаясь.
- Нет, почему же, меня противник иногда тоже бьет, да еще как! - Синие глаза Рокоссовского светились дерзким огоньком.
- А ваше сердце может кто-нибудь завоевать? - Она уставилась на генерала большими черными глазами.
- Оно уже завоевано.
-Кем?
-Женой.
- А где она?
- Вчера сообщили из Генштаба, что она живет в Новосибирске. - С лица Рокоссовского не сходила улыбка.
Валентина расслабилась, разрумянилась, у нее слегка кружилась голова. Обворожительная улыбка и голубые глаза Рокоссовского не давали ей покоя. «Он по-прежнему неотразим», -подумала она, и тут же у нее появилось страстное желание обнять его и поцеловать, но, ие заметив в глазах Рокоссовского взаимности, передумала.
- Пора спать, - сказала она. - У меня кружится голова. Спасибо за угощение, - произнесла она выходя из-за стола.
- Я не привык так рано ложиться спать. Я еще покурю.
Круглова зашла к себе в комнату и через некоторое время
вышла и подошла к зеркалу. Она была одета в прозрачную ночную рубашку, через которую просвечивали тугие груди. Женщина, словно колдунья, распустила светлые волосы по округлым плечам и, взглянув на Рокоссовского, продолжала «чистить перышки». На загорелом ее лице горячо и влажно блестели глаза. Вспыхивающие искрами серьги придавали Валентине озорно-бесшабашное выражение. Казалось, весь вид ее говорил: ну чтр же ты медлишь, дурачок?
«Фигура, как гавайская гитара», - назойливо вертелись мысли у Рокоссовского.
Он молча потушил папиросу, встал из-за стола и подошел к зеркалу. Там стояла симпатичная добрая фея, рядом с ней -красавец мужчина с серебряными нитями на висках. У обоих в глазах играл бес-искуситель, а их лица таяли от нежности и счастья.
Он бережно, как драгоценную ношу, взял Валентину на руки, а она обвила его щею, поцеловала и обдала дурманящим* запахом духов. Всматриваясь широко раскрытыми глазами в его лицо, она, задыхаясь, сказала:
- Родной мой, я этого счастья ждала пять лет.
...Вместо медового месяца им было отпущено судьбой чуть больше недели.
Каждый день с Юго-Западного фронта приходили безрадостные известия. Преодолевая сопротивление наших частей и соединений, гитлеровские войска километр за километром врезались в нашу оборону и развивали успех, тараня наши отходящие войска.
Рокоссовскому пришлось помогать соседям. По приказу Верховного Главнокомандования он отправил на Юго-Западный фронт сначала один, потом второй, а потом третий танковые корпуса.
В начале сентября обстановка стала еще более тревожной. Противник форсировал Дон, добрался до матушки-Волги и завязал бой на окраинах Сталинграда.
На душе у Рокоссовского становилось все более тоскливо. Теперь он, вйервые за время войны, оказался на обочине борьбы -на его фронте тишь да благодать. «Сидишь себе в глухой обороне и наслаждаешься общением с любимой женщиной, - думал он. - А в это время люди, истекая кровью, дерутся за каждую пядь земли».
В воскресенье утром, дав соответствующие распоряжения своим заместителям и начальникам служб, Рокоссовский воз* вращался на квартиру пешком. Был прохладный осенний день. Легкий ветерок гонял по дороге желтые листья, катал по земле сухую солому. Небо, затянутое клочковатыми тучами, было спокойно-угрюмым. «Завтра же звоню в Генштаб, - размышлял он, подходя к дому, - и прошусь под Сталинград. Неважно, кем командовать, я готов принять корпус, лишь бы быть там, где я принесу больше пользы».
Валентина, словно предчувствуя расставание, нежно прижалась к нему и ласково заглянула в глаза:
- Костя, ты чем-то расстроен?
- Да, Валюта, я обязан уехать на Юго-Западный фронт во что бы то ни стало.
- Я понимаю, Костя, - упавшим голосом произнесла Круглова, на ее глазах заблестели слезы. Она взглянула на него, встала на цыпочки и поцеловала. - Костя, ты можешь меня взять с собой?
- Нет, Валюта, не могу. - Он взял ее руки и поцеловал.
- Чтобы не было раздора между вольными людьми? - она улыбнулась сквозь слезы.
- И это тоже. - Он посадил ее рядом, обнял за плечи. - Прости, Валюта, что так получилось.
- Что ты, Костя, я этим «прости* буду жить-до конца своих дней. - Она гладила его волосы и тихо продолжала: - У нас будет ребенок... Я перенесу свою любовь к тебе на нашего малыша и буду счастлива. Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок?
- Да, хочу, - сказал он, прижимаясь к ее щеке. - Я буду вам помогать. А теперь я поступить по-другому не могу, не имею права. Я командующий фронтом, и все мои мысли и днем, и ночью должны работать на победу.
- Я тебя искала, когда ты воевал под Москвой. Уже нашла, но испугалась и не приехала. - Она повернула голову так, чтобы видеть его лицо, нежно погладила морщинки, идущие от крыльев носа к уголкам рта, и, всхлипывая, сказала:
- Милый ты мой человек. Ты моя первая и последняя любовь.
Рокоссовский уткнулся лицом в ее пушистые волосы. Она