- Упорно дерется, нередко до последнего патрона, - ответил Чуйков, вертя в руках кусочек сахара. - Вчера дивизия Соколова вышла на западную окраину поселка Красный Октябрь и окружила сильный опорный пункт фашистов.
- Предложите им капитулировать, чтобы не проливать лишней крови.
- Мы начали переговоры на эту тему.
-Ну и что?
- Гитлеровцы попросили у наших солдат хлеба.
- Надо было поделиться.
- Мы так и сделали - передали им пять буханок хлеба.
-А они что?
- Видимо, подкрепились и снова начали стрелять, - сказал
Чуйков. - После этого командир дивизии связался с артиллеристами, те выкатили несколько орудий и прямой наводкой в упор разнесли этот опорный пункт. Когда он был взят, оказалось, что гарнизон состоял из отчаянных головорезов. На груди у каждого были высокие гитлеровские награды.
- Правильно сделали, Василий Иванович, - сказал Рокоссовский на.прощание. - Держись, дорогой, держись. Расстояние до встречи уменьшается с каждым часом.
Под утро командарм покинул дивизию Батюка и вновь направился на КП армии. На рассвете 26 января Чуйков видел в стереотрубу, как гитлеровцы метались в панике - садились в машины, спрыгивали с них, вновь садились. Вдруг показались люди в красноармейской форме и появились наши тяжелые танки. Это гвардейцы дивизии Родимцева и других соединений бежали навстречу друг другу с красным флагом. Метались фигуры людей, прыгавших и кричавших от радости.
Капитан Гущин и рядовой Николай Михайлов передали представителям армии Батова знамя, на полотнище которого было написано: «В знак встречи 26.1.1943 года*. Это долгожданное братание состоялось в 9 часов 20 минут.
У Мамаева кургана вскоре встретились представители подразделений армий Чуйкова, Батова и Чистякова.
Днем с-Чуйковым связался командующий фронтом.
- Василий Иванович, я поздравляю тебя с этой знаменательной встречей. Ты шел к ней дни и ночи на протяжении всей Сталинградской битвы. - Чувствовалось, что у Рокоссовского превосходное настроение.
~ Спасибо, товарищ командующий фронтом, спасибо, - говорил видавший виды воин, генерал Чуйков, слезы радости и гордости за содеянное сверкали у него в глазах под темными и насупленными бровями. Вечером 30 января командарм Чуйков опрашивал в своей землянке, теперь уже просторной и светлой, похожей на жилую комнату, пленных немецких генералов. Видя, что они голодны и нервничают, Чуйков распорядился принести чай и закуску. Все они были одеты в парадную форму и <Н$яи при орденах. Генерал Отто Корфес, взяв дрожащими рука-МЯ стакан чаю и бутерброд, спросил:
•S - Что это, пропаганда?
- - Если генерал считает, что эти чай и закуска содержат про
паганду, — сказал Чуйков, - то мы не будем настаивать на принятии этой пропагандистской пищи.
Эта реплика несколько оживила пленных, и разговор продолжался более часа. Больше других говорил генерал Корфес, а генералы Пфеффер и Зейдлиц отмалчивались, заявив, что в политических вопросах они не разбираются.
Генерал Корфес развивал мысль о том, что современное положение Германии имеет много общего с положением, в котором она оказалась во времена Фридриха Великого и Бисмарка.
Генералы Пфеффер и Зейдлиц, произнося время от времени «Яволь» и «Найн», плакали. В конце концов, немного освоившись, генерал-лейтенант Зейдлиц-Курцбах, подняв глаза на Чуйкова, спросил:
- Командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский и командующий армией под Москвой - одно и то же лицо? '
- Да, одно и то же, - ответил Чуйков, усмехнувшись. - Вы наверняка его хорошо запомнили?
Немецкие генералы, не сговариваясь, загалдели:
- Яволь!.. Яволь!.. Яволь!..
После некоторого молчания генерал Пфеффер спросил:
- Где находились вы и ваш штаб, господин генерал, во время боев за город 19 ноября?
- Мой командный пункт и штаб армии находились все время в городе, на правом берегу Волги, - пояснил Чуйков. - Последнее место командного пункта и штаба было здесь, на этом месте.
Генерал Пфеффер, кивнув головой, произнес:
- Жаль, что мы не верили своей разведке. Мы бы вас вместе со штабом могли стереть с лица земли.
- А вот об этом вы могли бы и не говорить, - улыбнулся Чуйков. - Хотя бы ради приличия.
Генералы, переглянувшись, промолчали. После допроса их направили в штаб фронта.
7
Войска Донского фронта рассекли окруженную группировку немцев пополам. Паулюс сообщил в ставку Гитлера: «Катастрофа неизбежна. Для спасения еще оставшихся в живых людей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию». На следующий день он получил ответ. «Запрещаю капитуляцию! - радировал Гитлер. - Армия должна удерживать свои позиции до последнего человека и до последнего патрона».
Шестая армия была гордостью фюрера. Ее дивизии формировались из «чистокровных арийцев», зачастую исключительно из молодежи в возрасте от 20 до 27 лет.