Рокоссовский: терновый венец славы

Шестаков жестом руки пытался остановить старика, но тот, присев рядом с Чайковским, продолжал:

- Выслушайте меня, пожалуйста, и не перебивайте. Вполне возможно, что эти мысли я высказываю в первый и последний раз. Имейте мужество их выслушать.

- Я категорически не разделяю ваших взглядов! - воскликнул Шестаков.

- Пожалуйста, это ваше право. - Воронов покраснел, руки его дрожали, взлохмаченные волосы придавали ему вид непримиримого спорщика. - Разве вы не видите, любезные мои, что народ трепещет от страха, который парализует его волю и терзает душу? - Он покосился на молчавших сокамерников и продолжил. - Страна не может терпеть диктатуру одного человека, не презирая его и не питая к нему ненависти. Эта ненависть, на первый взгляд, смирных и послушных, как овцы, граждан бурлит и клокочет в их душах. Ведь только туда защитники вождя заглянуть не могут.

- Народ Сталина поддерживает! - бросил Шестаков. - Вы говорите неправду!

- Нет, любезный, я говорю правду, - глухо сказал старик, побледнев. - Всеобщий страх днем вынуждает людей поддерживать вождя, неистово аплодировать ему, а ночами эти же самые люди кусают себе локти от возмущения,

Шестаков вспыхнул, вскочил со стула:

- Вот теперь я убедился, что вы самый настоящий враг народа!

Грязнов и Чайковский уставились на старика: что он скажет

в ответ на это внезапное обвинение.

- Знаете, любезный, - более спокойно продолжал рассуждать Воронов, - сам по себе напрашивается вопрос: кто же такие враги народа? Ученые, командиры производства, поднимающие экономику страны, так называемые кулаки, которые умели и хотели работать на своеЗ родной земле. Может, военные, такие, как вы, отдающие свои знания, силу и энергию на повышение боевой мощи Красной Армии? - Старик тяжело поднялся, включил в камере свет и встал посередине комнаты. -Разве этим люди враги народа? А может, враги народа те, но чьей воле страдает народ? Кто по туполобому самодурству единолично правит страной и уничтожает генетический фонд нации?..

- Хватит! Сейчас же прекратите! Иначе я вызову охрану! -прикрикнул на старика Шестаков.—Где же выросло такое пакостное зелье?

- На воле, любезный, на воле, на сибирской земле.

- Вы губите свою душу! ~ зло произнес Шестаков.

—А вы предавайте своих друзей, — ответил старик. Он повернулся и поднял глаза к тюремному окошку. На его седой бородке дрожали капельки слез.

Чуть меньше чем через месяц в полный голос «заговорили» Грязнов и Шестаков. В их письменных показаниях фигурировало больше «заговорщиков» против Советской власти, чем в «признаниях» Чайковского. Среди них важное место занимал их бывший сослуживец Рокоссовский.

Всех, кто сидел в камере читинского острога, постигла одна и та же участь - они были расстреляны.

Глава тринадцатая 1

При въезде в Ленинград Рокоссовский смотрел в решетчатое окно «воронка» и не мог отвернуться - не было сил. Лучи солнца скользили по траве, мелькали одетые в зелень деревья, телеграфные столбы, машины, прохожие. Но через два часа уже было темно и холодно - он сидел в одиночной камере в известной своими порядками старинной тюрьме «Кресты» - символе самодержавной власти русских царей.

Сколько людей перебывало в этом централе? Одни были искателями лучшей жизни; другие совершали уголовные преступления; третьи - покушались на устои власти. И вот теперь не-веселая доля привела сюда тех, кто, казалось 4>ы,'боролся аза лучшую жизнь, равенство, братство.

Каменная ограда тюрьмы была высокой и суровой. Ни один звук не проникал через стены ееказемаТов. Серая, убогая жизнь человека, попавшего сюда на годы, делала его похожим на цветок, выросший без солнечного света.

Камера была маленькой. Одна железная кровать, табуретка, привинченная к полу, тумбочка и столик. Небольшое квадратное отверстие в стене, у самого потолка, было устроено так, что пропускало лишь бледный клочок света, который назойливо дразнил воображение Рокоссовского: на воле поют птицы, земля радуется солнцу, по синему небу плывут облака, цветет сирень, распускаются розы, но все это для других, а не для меня.

В течение недели его не вызывали на допрос, не обра1цали на него никакого внимания, будто напрочь забыли, зачем его сюда привезли. Прогулки внутри тюрьмы разрешали ему такие короткие, что он не успевал ощутить прелести свежего воздуха.

Рокоссовский старался не думать о предстоящих допросах, -он не сомневался, что они когда-нибудь начнутся, - а старался предаваться воспоминаниям. Сегодня вечером, после мутной похлебки с кусочком черствого хлеба, он улегся на кровать и, положив руки под голову, думал о земле, где прошло детство, -где он вырос и возмужал.