Рокоссовский. Терновый венец славы

— Значит, я тебя не убедил? — сказал следователь. — Ну что ж, поехали дальше. 2 января 1938 года начальник разведотдела штаба 11 механизированного корпуса Проффен Г. Г. на допросе отвечал так: «Вопрос: кого Чайковский использовал на шпионской работе по Забайкальскому военному округу и 11 мехкорпусу? Ответ: Чайковский проявлял большой интерес к Даурскому погранотряду и высказывал мне свое большое желание связаться с пограничниками. Для этого он неоднократно ездил в Даурию, где, как мне известно, установил связь с Рокоссовским и Дубовым — бывшим командиром полка. В 1935 году, говоря о Рокоссовском, Чайковский сказал, что это прекрасный человек, с которым он установил дружеские отношения и что Рокоссовский является своим человеком, которому можно верить. В этом же разговоре Чайковский сказал, что это Рокоссовский познакомил его с нужным ему работником погранотряда — Ставровым, помощником начальника Даурского погранотряда. Из характера связи Чайковского и Рокоссовского я сделал вывод, что он имеет связь с Рокоссовским по шпионской работе». — Следователь закрыл дело. — Теперь что скажешь?

— Я скажу еще яснее: эти так называемые показания давали люди под чью-то диктовку. В них что ни слово, то ложь.

Урнов по-медвежьи выбрался из-за стола, подошел вплотную к Рокоссовскому и, покраснев, сжав кулаки, в упор спросил:

— Тебе что, шкура, мало доказательств? За мою практику таких железных улик не было ни у одного врага народа! Отвечай, змея подколодная, как ты водил шашни с изменниками родины?!

— Мне нечего отвечать: я ни в чем не виноват, — чересчур спокойно ответил Рокоссовский.

Это окончательно взбесило Урнова. Он размахнулся и со всей силы нанес сильный удар подследственному в подбородок. Это явилось сигналом для тех дюжих молодцов, которые его сопровождали. Они моментально скрутили ему руки и начали его избивать. Урнов бил каблуками сапог по костям голеней. Один снял ему ботинки и топтал пальцы ног. Третий зашел сбоку и принялся бить кулаком по лицу. Голова Рокоссовского моталась из стороны в сторону. Он катался по полу, а его истязатели били носками сапог куда попало.

Когда эта экзекуция закончилась, Рокоссовский, лежа на полу, стонал и корчился от тупой боли. Через минут двадцать, открыв глаза, он не мог дать себе отчет, где находится. Наконец, увидев Урнова, он сообразил, что с ним произошло.

— Садись! — рявкнул следователь. — Продажная тварь!

Рокоссовский с трудом сел и, опустив голову, молчал.

Урнов и Зяблик закурили. Почувствовав запах табака, Рокоссовский испытал жажду курильщика.

— Может, закуришь? — спросил Урнов.

— Н-нет, — едва разлепил опухшие губы Рокоссовский. Перед собой он видел слабо — заплыли глаза.

— Ну-у! Выкладывай, как ты продал Советскую власть, — сказал Урнов, усаживаясь за стол. — Кому говорят, выкладывай!

— Я вам, psia krew[17]

, выложу все! — Рокоссовский, не помня себя от злости, вскочил со стула, со скрежетом отодрал верх табуретки, привинченной к полу, и свирепо поднял над головой. Однако удар не состоялся: следователя и его помощника из кабинета как ветром сдуло.

Он зло осмотрелся вокруг, бросил в угол увесистый кусок дубовой доски и бессмысленно уставился в пол. Через некоторое время тихонько приоткрылась дверь и уже четверо молодцов навалились на Рокоссовского. После очередных зверских побоев двое мордоворотов накинули его руки себе на шею и волоком оттащили в камеру.

Рокоссовский лежал и отходил от «допроса» более пяти суток. Боли в голове медленно проходили, пульс потихоньку пришел в норму. Чтобы меньше чувствовать боль, он старался лежать неподвижно. По мере выздоравливания он убеждал себя: «Не раскисай, Костя, иначе сломают, как былинку, и тогда всему конец. А у тебя еще впереди половина жизни. Ты еще не сделал всего того, что тебе предназначено. Страх разъедает волю, как ржа железо. Держись, Рокоссовский, держись».

2

Несколько дней спустя за сопротивление следствию его посадили в карцер. Камера по сравнению с ним была раем. Карцер — это каменный мешок, грязь под ногами, ломтик хлеба и три стакана воды в сутки.

В кромешной темноте Рокоссовский стоял трое суток. Отдыхал, если это можно назвать отдыхом, присев на корточки. Резкие боли в теле еще не утихли, поэтому стоять, а тем более приседать было тяжким испытанием.