Роковая монета

– Не то чтобы в гости… – протянула Надежда Николаевна. – Дядя у меня здесь когда-то жил, вот я и приехала посмотреть на этот дом.

– Дядя? – заинтересовалась старушка. – А как звали-то? Может, я его знала.

– Да вы вряд ли помните… он давно уже умер.

– Так я как раз все давнее хорошо помню. Вот новое – плохо. Вот лицо твое мне вроде знакомо, а где я могла тебя видеть – убей, не помню. Ты в регистратуре нашей поликлиники не работаешь?

– Нет, не работаю. Я вообще издалека приехала. Просто у меня лицо такое, – поспешно проговорила Надежда Николаевна. – Многим кажется, что меня раньше встречали. А дядю моего звали Сигизмунд Кондратьевич…

– Сигизмунд, говоришь, Кондратьевич? Как же, помню! Правда, давно это было. Сорок пять лет уж прошло, как он умер. Почитай, никого здесь, кроме меня, с тех пор не осталось.

– Вы так точно помните, что именно сорок пять? – недоверчиво спросила Надежда.

– Конечно! У меня в том году как раз очередь на холодильник подошла, такое разве забудешь? Семь лет я этого холодильника дожидалась, а тут как раз подошла…

– А как он умер – вы помните?

– Как же, конечно, помню. С балкона упал. Вышел ночью покурить, перегнулся через перила, голова закружилась и свалился… одно только странно… – Старушка задумчиво потерла переносицу и проговорила, понизив голос: – Чего это он вышел ночью курить, когда раньше никогда не курил, ни днем, ни ночью? Он и папиросы-то в доме не держал…

– Действительно странно, – согласилась Надежда. – А это в деле было записано? Ну, раз такая смерть подозрительная, то, наверное, милиция работала?..

– В деле, в деле. Так и записано было в протоколе – упал во время курения…

– А кто вам про это рассказал, что он курил на балконе?

– Так я с Галиной Мстиславовной дружила, которая из жилконторы. Она мне все и рассказала.

– А больше она вам ничего не рассказывала?

– Да все она рассказывала. У нее от меня секретов не было. Мы с ней такие подруги были – прямо не разлей вода. Так вот она мне все и рассказала. Как он помер-то, Сигизмунд Кондратьевич, так комнату опечатали, такой порядок.

– Точно… – вставила Надежда, чтобы показать свой интерес к разговору.

– Потом-то ее, конечно, соседям отдали, Казаковым, которые в той же квартире жили, а сперва она опечатанная стояла. И можешь себе представить… – Старушка придвинулась к Надежде и понизила голос: – К ней, к Галине Мстиславовне, мужчина какой-то приходил и просил дать ключи от той комнаты, где дядя твой жил.

– Ключи? – заинтересовалась Надежда.

– Ну да, ключи.

– А зачем ему нужны были эти ключи?

– Ну, зачем ключи нужны? Чтобы, значит, в ту комнату попасть, а больше ни для чего.

– Это-то понятно. А зачем ему нужно было в ту комнату?

– Вот чего не знаю, того не знаю. А только думаю, что он там что-то найти хотел.

– И что, дала ему ключи Галина Вячеславовна?

– Это какая еще Вячеславовна?

– Ну, знакомая ваша из жилконторы.

– Так она никакая не Вячеславовна, а Мстиславовна! У меня с памятью еще полный порядок, если что старое нужно вспомнить. Вот новое – это хуже…

– Так дала она ему ключи?

– Нет, не дала. Хотя он ей даже деньги предлагал. Но она сказала, что не имеет такого права – постороннему человеку ключи давать, такой порядок. А сама поняла, что он в той комнате что-то найти хочет – непременно ценное, и решила прежде сама поискать. Даже меня с собой позвала – мол, вдвоем легче найти будет, и пообещала поделиться, если мы что ценное найдем.

– Ну и что – нашли?

– Нет… – грустно проговорила старушка. – Всю комнату проверили, все обыскали – и ничего не нашли!

Тогда Галина решила дать ключи тому мужчине, который деньги предлагал, да только он больше не пришел. Так что она ни с чем осталась. А в комнате у Сигизмунда ничего хорошего не было, одни книжки, да и те больше не по-нашему, а на иностранных языках, да еще старые, потертые. У некоторых даже переплеты рваные. Да, вот еще, на столе лежал альбом кожаный, большой, да только пустой совсем…

– Что, для фотографий? – уточнила Надежда.

– Нет, не такой, как для фотографий. На каждой странице кармашки прозрачные…

– Для марок, что ли?

– Нет, и не для марок. У Сережи, племянника моего, был альбом для марок, но там кармашки совсем не такие. Эти глубже были… марка из такого кармашка выпадет.

– Может, для монет?

– Может, конечно, и так. Но я точно не знаю, а врать не приучена. Однако если для монет, то где эти монеты? Во всей комнате ни копейки не было!

Старушка немного помолчала, углубившись в воспоминания, а затем продолжила: