На листе уверенными, четкими линиями Игорь изобразил две стороны монеты – аверс и реверс. В центре монеты было проделано круглое отверстие. На аверсе было отчеканено грубое, властное мужское лицо с короткой бородкой, вокруг шла полустертая латинская надпись, которую Надежда с немалым трудом разобрала и перевела: «Ирод Антипа, тетрарх Галилеи и Пиреи». На реверсе же Надежда различила странное дерево со склоненными к земле ветвями, а под ним – резной семисвечник…
Отчего-то при виде этой монеты, а в первую очередь при виде дерева, Надежда испытала странное тоскливое ощущение. Несколько секунд ей как будто не хватало воздуха, а в сердце проник странный холод.
Перед ее внутренним взором предстали скудная, выжженная солнцем земля и бредущий по ней человек с ужасом и отчаянием на лице. Впереди, в сотне шагов от него, клонилось под ветром дерево, едва не касающееся ветвями земли. Человек направлялся к этому дереву, постепенно замедляя шаг…
Зачем он к нему шел?
Надежда взяла себя в руки и перевела дыхание.
Да что это с ней? Вроде в мастерской воздух свежий, разве что краской немного пахнет…
Тут она перехватила пристальный взгляд Игоря, который смотрел на нее с явным сочувствием:
– Что, ты тоже что-то почувствовала?
– О чем это ты? – проговорила Надежда безразличным тоном.
– Да знаешь о чем! Ты тоже что-то почувствовала, когда посмотрела на монету. Я заметил, как ты побледнела, как у тебя дыхание перехватило… А ведь это всего лишь рисунок. Представляешь, что я испытал, когда увидел оригинал?
– Ну, не знаю. Мне просто душновато стало. Краской у тебя здесь пахнет…
– Да глупости! Краска масляная, натуральная, от нее никакого вреда. Нет, тут все дело в монете. Со мной то же самое было. Непростая это монета…
– Одно могу сказать: если твой рисунок так на меня подействовал, это говорит о том, что ты – хороший художник.
– Ну, с этим я спорить не буду… – скромно проговорил Игорь.
Сумерки быстро опустились на селение. Соловьи и бюльбюли захлебывались своими любовными руладами, к ним добавляли свои скромные голоса камышовки, зяблики и овсянки.
Высокий рыжеволосый человек в коротком, вышитом по краю хитоне подошел к белеющему в темноте домику, утопающему в зелени, постучал в окно.
Окно открылось с негромким стуком, и из него выглянула женщина с нежным лицом, обрамленным темным водопадом кудрей. Вглядываясь в заоконную темноту, она проговорила низким, грудным голосом:
– Кто здесь?
– Это я, Мария! – отозвался рыжеволосый, с трудом преодолев перехвативший горло спазм.
– Ты, что ли, Иуда? Что тебе нужно в столь поздний час?
– Ты знаешь, Мария, что мне нужно. То же, что и прежде. Я принес обычную плату.
– Ты хочешь от Марии того, что и прежде, но здесь нет прежней Марии. Я стала другой, и я не могу дать тебе того, чего ты хочешь.
– Мария! – рыжеволосый возвысил голос. – Что ты делаешь со мной, Мария из Магдалы? Ты разрываешь мое сердце! Прошу, впусти меня в дом, возьми мои деньги и подари мне сладость своей любви!
– Иуда, Иуда, ты не знаешь, о чем просишь. Говорю тебе – здесь нет прежней Марии Магдалины. Она осталась в прошлом. Ты просишь меня о любви, но знаешь ли ты, что такое любовь?
– Мария, ты, должно быть, играешь со мной. Может быть, ты хочешь повысить плату? Я заплачу тебе вдвое больше, только подари мне свои ласки!
– Нет, Иуда, нет. Мне не нужны деньги. Я и те, что у меня были, раздала бедным, ибо деньги – как короста на лице прокаженного, как кандалы на ногах каторжника…
– Мария, что ты делаешь со мной… я изнемогаю от любви! Впусти меня!
– Нет, Иуда. Я сказала тебе – с прежним покончено.
– Мария, сжалься надо мной!
– Мне жаль тебя, Иуда, но я не могу сделать то, чего ты хочешь. Я стала другой.
– Мария… должно быть, ты завела нового любовника?
– Я встретила нового человека, особенного человека – не такого, как ты и я. Он научил меня тому, что такое любовь. Приходи завтра после полудня к смоковнице, что растет возле Совиного брода, Он будет там. Ты сможешь послушать его и, может быть, тоже поймешь, что такое любовь.
С этими словами Мария захлопнула створки.
Иуда скрипнул зубами, поднял с земли комок глины и бросил его в окно. Глина рассыпалась от удара о раму.
– Я приду! – прошептал Иуда пересохшим от страсти и ненависти языком. – Я приду и посмотрю на этого человека…
На следующий день, когда солнце было в зените, Иуда пришел к Совиному броду.
Там, в тени огромной старой смоковницы, собралось полтора десятка людей – рыбаки с Генисаретского озера и крестьяне из бедных галилейских деревень, ремесленники и разносчики из ближнего городка и бездомные бродяги, выдубленные солнцем пустыни. Женщин среди них оказалось мало, но Мария из Магдалы была тут как тут.
Посредине этой группы сидел на земле, скрестив ноги, человек лет тридцати со светлой бородкой и проницательными голубыми глазами. Он говорил, обращаясь к своим слушателям:
– Я пришел сюда для того, чтобы пробудить ваши души. Ибо они спят и видят сны – то прекрасные, то страшные.
– Для чего ты хочешь их пробудить? – спросил сорокалетний мужчина с лицом, обезображенным шрамом.