Роковая ошибка княгини (СИ)

Второе наблюдение Саши сводилось к тому, что Марья, рассказывая про слуг, ни разу не повторилась с именами, всякий раз упоминая разные. Господи, сколько же их всего в этом огромном имении?

– А я этого не знал, – тем временем отвечал Мишель старой кухарке. – Что же ты раньше не рассказала? Видимо, придётся мне поговорить с Петром и Георгием ещё разок. Предыдущая профилактика, как я понимаю, не помогла.

– Господи Иисусе! – Марья перекрестилась. – И не связывались бы вы с ними, ваше благородие! Батюшка ваш не тех людей себе в помощники выбрал, ох не тех! Каторжная морда этот его Георгий, вот что! А ещё я у него клеймо на руке видела, такие, мой Фёдорушка сказал, только на рудниках сибирских ставят… Опасный это человек, ваше благородие!

Вот-вот, мысленно согласился с ней Мишель.

Опасный. Один из самых опасных головорезов его отца. И тот зачем-то приставил его к Александре! Эта информация не давала Мишелю покоя, а когда он смотрел на Сашу, такую застенчивую, такую хрупкую и беззащитную, с испугом вздрагивающую от каждого постороннего шороха, сердце и вовсе болезненно сжималось. Как у них рука-то поднялась на подобное чудо?

Правда, судя по разбитому носу Георгия, чудо явно сопротивлялось, прежде чем пасть жертвой неравного боя, но всё-таки каким же надо быть мерзавцем, чтобы ударить девушку? Всякий раз, когда Мишель думал об этом, его охватывала безудержная ярость, как в тот день, когда он спустил отца с лестницы. А когда он видел эту уже начавшую заживать рану на её виске, которую Саша отчаянно прятала за волосами, желание свернуть Георгию шею становилось и вовсе нестерпимым.

А что? Одним меньше. Какая разница? Ему не впервой убивать.

Он задумался, погрузившись в свои мысли с головой, и нить разговора оборвалась. И тогда Александра впервые за всё время решилась подать голос. Несмело, неуверенно, точно боясь, что её всё ещё могут прогнать, она спросила:

– И что, они вот так просто взяли и ушли?

Марье только и подавай, что хорошего слушателя – рассказывать она могла бесконечно!

– Как же, "сразу"! Михал Иваныч их из имения вышвырнул к чертям под хвост! – с гордостью произнесла старушка, прижав руки к груди, в жесте неимоверного восторга.

– Фи, Марья, что за выражения! – вспомнил Мишель о своём дворянском воспитании, но улыбнуться – всё-таки улыбнулся. Приятно, когда тебя хвалят!

– Ох, простите старую курицу! Совсем забываю, с кем говорю! – покаянно произнесла она. – От общества-то хорошего и отвыкла почти! Всё эти… заваливаются как к себе домой. Маша! Сделай-ка чаю! И ноги на стол, прямо в сапогах! Да какая я им Маша?! Эта Маша уже сорок лет в имении отработала, когда они на свет вылупились! Ох, ваше благородие, Михал Иваныч, родненький, как же тоскливо нам без вас-то было…

Мишель подумал, что между убийством матери и его возвращением в имение прошло не более четырёх дней – наломали же дров Петька с Георгием во время его отсутствия!

После смерти Юлии Николаевны, Гордеев стал единственным полноправным хозяином усадьбы и дал своим людям волю. Его орда в лице Петра и Георгия живо установила в Большом доме свои порядки и нагнала жути на местную прислугу. Неудивительно, что возвращение Мишеля, живо поставившего всё на свои места, в имении восприняли как праздник.

"И всё-таки он редкостное ничтожество", – на удивление хладнокровно и спокойно подумал Мишель, представив, как изменился до неузнаваемости Большой дом, с приходом Петра и Георгия.

"И всё-таки, он не такой плохой", – в свою очередь подумала Александра, глядя на задумчивого Мишеля и слушая вполуха Марьины хвалебные речи. Ах, как же раболепно она о нём отзывалась!

– По секрету скажу, мы с Фёдором решили расчёт взять, в случае, если никто из Волконских не вернётся, – поведала Марья, подливая Александре ещё немного холодного ежевичного морса в наполовину опустевший бокал. – В большей степени, правда, матушку ждали, нежели вас с князем. Ей-то, знамо дело, сподручнее с Москвы доехать, чем вам с вашей проклятой Германии!

"Матушка" – это, должно быть, генеральша, поняла Александра. Вряд ли это про юную Катерину – такой заносчивой и высокомерной девчонке, как она, это прозвище вовсе не шло.

– Мы были вовсе не в Германии, – с улыбкой поправил старую кухарку Мишель. Её открытое простодушие не могло не забавлять его. Та лишь отмахнулась.

– Какая разница?! С немцем же воевали? Всё едино, Германия! Так на Алёшу свет Николаича и вовсе надежды не было никакой, что в ближайшее время вернётся, мы уж и не чаяли…

Но тут приехал Мишель и всех спас. Разогнал гордеевских приспешников, научил жизни самого Ивана Кирилловича, и прислуга в Большом доме вздохнула с облегчением. И Саша во все глаза теперь смотрела на него, открывшегося сегодня с совершенно новой стороны. Она понимала, что это некрасиво – вот так беззастенчиво пялиться, да ещё и на глазах у Марьи, которая наверняка подумает невесть что… Понимала, и всё равно ничего не могла с собой поделать!