Роковая ошибка княгини (СИ)

– Из Букарешта, они туда с Гордеевым раньше часто ездили, он по службе, а она за компанию. Подруги у неё там жили. Потом она уже без Гордеева поехала их навестить, а вернулась с ребёнком. Девчушка такая была прелестная, Саша, ты бы её видела! Пухленькая, смешная, глазастая! Юлия Николаевна сказала, это дочь её покойной подруги. Будет подрастающему Мишеньке сестрёнкой. А Гордеев на то ответил, что коли так, то Юлия Николаевна может прямо сейчас вместе со своей новой дочерью идти искать себе другое жильё! Вот только сына пускай оставит, Иван Кириллович его воспитает сам. Ты, конечно, понимаешь, перед каким жестоким выбором она тогда оказалась?

Сашенька понимала только то, что у Санды Кройтор была ещё и дочь! И бедняжка наверняка сообщила об этом в письме к подруге, а Юлия Николаевна, чей добрый нрав мы давно знаем, не смогла отказать и примчалась по первому зову. И перед смертью Санда отдала ей ребёнка, ещё одного своего ребёнка, который не должен был достаться этому чудовищу Кройтору!

«Бог ты мой, вот оно всё как!» – это была первая её мысль, а вторая – нужно срочно сообщить обо всём Волконскому! В пору прямо сейчас подрывайся и беги, как сбежала она от Караваевой.

Но обычно молчаливую Марину Викторовну сегодня прямо-таки прорвало, и упускать эту возможность явно не стоило.

– И что же стало с девочкой? – спросила Саша осторожно, стараясь не показать проницательной Воробьёвой, как на самом деле её заинтересовала эта история.

– Юлия Николаевна выкрутилась, отдала её какому-то своему другу на удочерение. У того как раз умерла новорожденная дочь, а жена лежала в беспамятстве и про мертворожденную не знала. Да так и не узнала никогда, воспитывала девочку как родную. Ей ничего не сказали. А зачем? Все были счастливы, и Юлия Николаевна отделалась малой кровью, и несчастная мать никогда не узнала про смерть своего ребёнка. А девочка та, бедная сиротка, вновь обрела семью. И ведь, что интересно, даже после такого бедная Юлия Николаевна от Гордеева не отвернулась! И до последнего своего мгновения, я уверена, продолжала этого мерзавца любить!

– Как её звали? – облизнув пересохшие губы, быстро спросила Саша. – Девочку ту как звали?

– Румынское какое-то имя, – Марина пожала плечами. – Я не вспомню теперь. Да и при крещении ей наверняка другое имя дали, я не знаю, не интересовалась.

– А родители её? В чью семью её отдали?

– Я не знаю, Саша, ну что ты. Не спрашивала никогда, у меня нет привычки лезть в чужую жизнь. Просто пересказываю тебе сплетни, чтобы ещё раз доказать, какое ничтожество твой будущий отчим! А что касается той девчушки: твой отец наверняка знал о её судьбе. Нас с Викентием тогда не было в городе, а Иван Фетисович Юлии Николаевне с этим делом помогал.

И вот это стало последней каплей.

У Саши и так уже начинали строиться самые неприятные догадки, а последняя фраза Марины Викторовны их лишь подкрепила. Голос Юлии Волконской до сих пор звучал в её голове: «Ты так похожа на неё… точно такие же яркие волосы… её даже звали так же: Александра, но все называли её Санда…» И Иван Фетисович, до смерти любивший свою жену Алёну – да никогда в жизни не смог бы сказать ей, что её первенец умер!

И ещё один чудесный факт: Саша знала наверняка, что роды у Алёны он принимал сам. И роды эти были очень тяжёлыми. Вполне может статься, что Алёна и впрямь лежала в беспамятстве несколько дней, пока её мёртвого ребёнка заменили живым.

В качестве наглядного примера, чтобы стало уж совсем очевидно: Алёна была сероглазой блондинкой, а Саша – рыжеволосой и кареглазой. В отца? – предположите вы. Что ж, здесь ещё лучше, Иван Фетисович был голубоглазым брюнетом. И, между прочим, с лица на него Саша не походила ничем, равно как и на мать. Справедливости ради стоит сказать, что и маленький Арсений на Ивана Фетисовича не особенно походил, но тут зная лёгкий нрав его матери, предположить можно всё, что угодно.

Вот Саша и предположила.

«Я не могу быть той девочкой!» – тотчас возразила она себе. Нет, нет, это совершенно невозможно!

Марина Викторовна, обернувшись на Сашу, заметила её терзания и удивлённо приподняла одну бровь.

– Детка, что с тобой?

– Я… ох! Нет, ничего, – запоздало спохватилась она. – Просто Гордеев… ваши рассказы… это всё так ужасно!

– Да уж, – хмыкнула мадам Воробьёва и с тяжёлым вздохом вернулась назад в своё кресло у стола. Саша озадачилась, удалось ли провести её на этот раз, или нет? Хмурый, ничего не выражающий взгляд Марины Викторовны мог означать всё, что угодно, и Саше сделалось не по себе. Нужно было сменить тему, срочно, как можно скорее! Пока она опять не выложила ей всё, как на духу, о своих догадках и предположениях.

– Что это у вас? – Александра кивнула на серую папку, поверх которой Марина Викторовна сложила свои худенькие, морщинистые ладони.

– Это? – Воробьёва поморщилась и с безразличием покачала головой. – Личная карточка одного нашего пациента, Владимира Владимирцева. Ты наверняка уже слышала о нём, местная легенда, герой войны, инвалид, которого невеста променяла на заезжего цыгана.