Роковое совпадение

Чтобы увеличить выручку в ленивые воскресные вечера, в «Текиле–пересмешнике» организовали вечер караоке с песнями Джимми Баффета и из фильма «Ки–Ларго», а в довершение устроили бургерфест: спел — получи бутерброд со всевозможными начинками. Когда мы с Патриком входим, то тонем в гуле и свете. Бар украшают гирлянды в форме пальм, с потолка свисает попугай, вырезанный из гофрированной бумаги, а сильно накрашенная девушка в чересчур короткой юбке завывает «Ветер под моими крыльями». Стейвесант, завидев нас, улыбается:

— Вы никогда не заглядывали сюда по воскресеньям.

Патрик смотрит на бедолагу официантку, которая дрожит в бикини от холода, пока сервирует стол.

— И сейчас мы понимаем почему.

Стейвесант кладет перед нами две салфетки.

— Первая «Маргарита» за счет заведения, — предлагает он.

— Спасибо, но нам нужно что‑то менее…

— Праздничное, — заканчиваю я.

Стейвесант пожимает плечами:

— Как пожелаете. Выбирайте.

Он отворачивается, чтобы приготовить коктейли и бутерброды. Я чувствую на себе взгляд Патрика. Он готов к разговору, а я нет. Пока не готова. Как только слова повиснут в воздухе — обратной дороги не будет.

Я смотрю на певицу, которая держит микрофон, как волшебную палочку. У нее абсолютно нет голоса, но она все равно здесь, горланит, фальшивя на каждой ноте, выдавая свою интерпретацию песни, которая и в оригинале звучит дерьмово.

— Что заставляет людей вытворять подобные вещи? — рассеянно спрашиваю я.

— Что вообще заставляет людей поступать так, как они поступают? — Патрик поднимает свой бокал и делает глоток. Когда девушка спускается с импровизированной сцены, раздаются редкие аплодисменты — вероятно, в благодарность за то, что она перестала петь. — Слышал, что караоке считается способом самопознания. Как йога, понимаешь? Человек поднимается на сцену, собирается с духом, чтобы сделать то, на что, как ему казалось, никогда не решится, а когда все позади — становится лучше благодаря своей смелости.

— Да уж, а остальным присутствующим нужно принять экседрин. Когда‑нибудь я смогу пройтись по горячим углям. Ах да, я уже по ним прошлась! — К моему стыду, на глаза наворачиваются слезы, и, чтобы никто их не заметил, я делаю большой глоток виски. — Знаешь, когда я разговаривала с ним, он посоветовал мне подумать о прощении. Только представь, Патрик, он решился сказать это мне! Мне!

— Он все отрицал, — негромко отвечает Патрик. — Смотрел на меня так, будто понятия не имеет, о чем я говорю. Особенно когда я сказал о белье, о засохшей сперме — он был шокирован.

— Патрик, — я смотрю ему прямо в глаза, — а мне что делать?

— Если Натаниэль даст показания…

— Нет.

— Нина…

Я качаю головой:

— Я не стану так поступать со своим сыном.

— В таком случае подождем, пока он окрепнет.

— Он никогда не будет к этому готов. Мне дождаться, пока памяти удастся стереть воспоминания об этом… а потом усадить его за свидетельскую трибуну и опять все оживить? Скажи, разве это в интересах Натаниэля?

Секунду Патрик молчит. Он знает систему не хуже меня и понимает, что я права.

— Может быть, если результаты спермы совпадут, адвокат священника сможет уговорить его на компромисс.

— Компромисс… — повторяю я. — Детство Натаниэля обмениваем на компромисс.

Ни слова не говоря, Патрик берет бокал с виски и протягивает мне. Я делаю осторожный глоток. Затем еще один, уже больше, хотя в горле все горит.

— Это… ужасно, — хриплю я, откашливаясь.

— Зачем же тогда заказала?

— Потому что ты всегда заказываешь виски. А сегодня я сама не своя.

Патрик усмехается.

— Может, тебе стоит выпить, как обычно, белого вина, а потом пойдешь и споешь нам.

Словно по его сигналу, помощница человека, сидящего за караоке, подходит к нам с папкой–скоросшивателем. Обесцвеченные волосы падают ей на лицо, под мини–юбкой пестрые колготки.

— Дорогуши, — обращается она к нам, — не хотите спеть дуэтом?

Патрик качает головой:

— Не думаю.

— Да бросьте! Есть несколько прелестных песен для такой пары, как вы. «Летние ночи», помните, из «Бриолина»? А как насчет той, которую исполняют Аарон Невилль и Линда Ронстадт?

Меня здесь нет, это происходит не со мной. Эта женщина не уговаривает меня спеть в караоке, когда я пришла обсудить, как засадить за решетку насильника своего сына.

— Уходите, — отвечаю я.

Она смотрит на мой нетронутый бутерброд.

— Может, вы хоть у него научитесь правилам хорошего тона, — говорит она и отправляется назад к сцене.

Я чувствую на себе тяжелый взгляд Патрика.

— Что? — спрашиваю я.

— Ничего.

— Нет, ты явно что‑то хочешь сказать.

Он делает глубокий вдох–выдох.

— Возможно, ты никогда не простишь Шишинского, Нина, но ты не сможешь это пережить… не сможешь помочь Натаниэлю жить дальше… пока не перестанешь его проклинать.

Я допиваю свой виски.

— Я буду проклинать его до самой его смерти.

Повисшее между нами молчание заполняет голос новой исполнительницы. Тучная женщина с волосами, доходящими до задницы, начинает раскачивать крутыми бедрами, едва звучит вступление следующей песни на караоке.

Это занимает всего минуту…

Чтобы жизнь прошла перед глазами…

— Что она здесь делает? — бормочу я.

— О да… она на самом деле хороша.