Роковые иллюзии

Именно вера в то, что новый век начался с «Красной зари», стимулировала марксистские взгляды ведущих членов кембриджских научных кругов, к которым принадлежали химик Дж. Д. Бернал, биохимик Дж. Б. С. Холдейн и физик П. М. С. Блэкетт. Просоветские симпатии этой мощной когорты ученых не могли не оказать влияния на учеников, которые участвовали в дискуссиях, проходивших в «Союзе», «Социалистическом обществе» и элитарных тайных обществах старшекурсников, таких как «Еретики» и «Общество Апостолов». По мере того как британская экономика неумолимо увязала все глубже в трясине «великой депрессии», многим ученым, укрывшимся в своих башнях из слоновой кости, было заманчиво верить московской пропаганде, убеждавшей, что капитализм обречен, потому что при нем наука служит узким интересам правящего класса. В противоположность этому в Советском Союзе революция, если верить пропагандистским утверждениям Добба, ликвидировала классы, чтобы наука действительно служила потребностям прекрасного нового, эгалитарного общественного строя.

«Политический климат этого периода был весьма благоприятен», — отмечал Орлов, тщательно выбирая общие выражения, в своем «Пособии», опубликованном в 1963 году. Он вспоминает, что, как показывает его опыт, «молодое поколение было восприимчиво к теориям освобождения и к возвышенной идее освобождения мира от зла фашизма и ликвидации эксплуатации человека человеком»[367]

. Такая упрощенческая идеология превратила наивный марксизм многих юных мятежников из символа сопротивления деспотической дисциплине своих закрытых школ в горячую политическую преданность идее. Однако Филби и его товарищи были движимы не столько стремлением шокировать буржуа, сколько убежденностью в том, что они открыли некое разумное решение, обеспечивающее панацею от британского социально-экономического неравенства. Коммунистический эксперимент, по-видимому, давал им и всему их поколению надежду на то, что будущее все же можно создать на политических и экономических руинах, оставленных «Великой войной» и унаследованных ими от своих родителей.

«Быть диалектическим материалистом означает мыслить о вещах и нашем их восприятии не как о статических, жестких, вечных величинах, но как о чем-то изменяющемся, развивающемся, взаимодействующем», — заявлял Алистер Уотсон, блестящий ученый-исследователь из Кингз-колледжа в своей статье в «Кембридж ревю» в 1934 году. Он с вызовом превозносил «тактику Ленина, превратившего марксизм в «официальную философию», которую так ненавидят и бранят»[368]

. Отчаянная защита коммунизма Уотсоном дает возможность проникнуть взглядом в образ мышления, который так пленил некоторые из самых блестящих аналитических умов кембриджцев его поколения. К числу других, пришедших к такому же заключению путем практического опыта, принадлежали Филби и его современник по Тринити-колледжу Дэвидч Хейден-Гест, сын члена парламента от лейбористов, который прервал изучение философии, чтобы своими глазами увидеть борьбу между фашизмом и социализмом. Отбыв срок тюремного заключения в Германии за участие в антинацистских демонстрациях, Хейден-Гест возвратился в Кембридж, чтобы завершить образование и провозгласить идеологию будущего. Ему выпала доля погибнуть за свою веру в Интернациональной бригаде во время гражданской войны в Испании, как и его обаятельному современнику Джону Корнфорду, который стал героем-мучеником для этого поколения кембриджцев. Другие, такие как Джимми Лиз, бывший шахтер, учившийся на профсоюзную стипендию и член-учредитель первой в Тринити коммунистической ячейки, прибыли в эти колледжи для молодых аристократов голубых кровей уже вдохновленные идеей коммунизма[369]

.

Так называемые «красные ячейки» Кембриджа, хотя в них, возможно, и входили обладатели партийных билетов, подобные Лизу, были «неофициальными», в том смысле, что они не подчинялись контролю со стороны штаб-квартиры КПВ на Кинг-стрит. Для членства в них не требовалось зеленого билета члена компартии Великобритании, что было важным фактором, который Филби было рекомендовано принимать во внимание, когда он составлял свой список потенциальных кандидатов для Дейча, Рейфа и Орлова. Филби говорил, что по возвращении в Лондон он составил список потенциальных кандидатур для вербовки, включавший семь фамилий. Сам этот список, очевидно, не был передан в Москву полностью, но, как нам известно, по меньшей мере двое из лиц, включенных в него — Маклейн и Бёрджесс, — были завербованы в то время, когда Орлов возглавлял лондонскую «нелегальную» резидентуру, — с июля 1934 года по октябрь 1935 года[370].