Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг

Кара-Ахмед-паша поморщился:

– Никто никого убивать не намерен, я говорю о том, что наследнику в пути нужно быть осторожным.

Он ушел, не оборачиваясь и больше не приглашая за собой. А Кемальзаде Мустафа остался стоять столбом. Неужели задумано страшное: по пути из Манисы в Стамбул убить шехзаде Селима? Но какой в этом прок самому Великому визирю, ведь тогда наследником станет шехзаде Баязид, а уж он терпеть не может своего дядю Кара-Ахмед-пашу.

И все же…

Некоторое время он метался, пытаясь понять, что же делать. Сам Кемальзаде Мустафа не слишком любил обоих принцев, и если Повелитель не выживет (секретарь невольно прошептал молитву о долгих днях жизни султана), ничего хорошего лично ему ждать не стоит. А если Кара-Ахмед-паше удастся уничтожить шехзаде одного за другим? Кемальзаде в ту минуту думал вовсе не о судьбе империи, а о своей собственной, вдруг ужаснувшись пониманию, что теперь он тоже во всем замешан, и Кара-Ахмед-паша лично его в живых не оставит наверняка, слишком много знает!

Секретарь вдруг понял, что молчать нельзя и поспешил к покоям султана.

Конечно, его не пустили, Кемальзаде Мустафа знаками объяснил дильсизу, что ему нужно немедленно видеть султаншу. Вообще-то это было рискованно, во дворце и впрямь глаза и уши у всего, если Кара-Ахмед-паше донесут, что секретарь говорил с султаншей, самому Кемальзаде несдобровать.

Он нервно мерил шагами комнату в ожидании, когда выйдет султанша, что позовут внутрь и не надеялся. Но вышла не Хуррем Султан, а ее дочь Михримах Султан.

– Что случилось? Повелитель болен, султанша подле него, если что-то дельное, скажите мне, я передам.

Как же они похожи! Всем – фигурой, глазами, голосом, не сказала бы, что это не султанша – не понял. Мгновение Кемальзаде сомневался, но потом подумал, что мать и дочь очень близки, а оставаться в покоях султана опасно, могут передать Кара-Ахмед-паше.

– Великий визирь отправил гонца к наследнику в Манису…

Михримах чуть приподняла бровь:

– Что в этом необычного?

Во дворце везде уши… и Кемальзаде, встав так, чтобы его руки могла видеть только дочь султана, знаками, как часто изъяснялись придворные, показал:

– В дороге слишком опасно для наследника.

Она поняла все мгновенно, чуть кивнула:

– Вы правы, Кемальзаде Мустафа, такого гонца стоило отправить султанше, но она слишком озабочена большой усталостью Повелителя и не подумала об этом… Но Аллах милостив, все будет хорошо.

А руки показали: я все поняла, предупредим… Хвала языку ишарет, придуманному придворными, на нем можно говорить, не раскрывая рта.

– Как здоровье Повелителя, да продлит Аллах его дни?

– Повелитель спит, кризис миновал, но пока он очень слаб.

Михримах вернулась в комнату Сулеймана с тяжелым сердцем. Придворные всегда загодя чувствуют беду, раз уж начали суетиться, значит, знают, что дело плохо. Но говорить об этом матери нельзя, на ней и без того лица нет.

Султан лежал, вытянувшись, безжизненный, отсутствующий, и только тяжелое дыхание выдавало его присутствие на этом свете. Роксолана только что влила в его уста противоядие, приготовленное Гекче, и сидела, держа в руках безжизненную руку Сулеймана.

– Матушка, я отлучусь ненадолго?

– Да, конечно, иди.

Через полчаса из дворца выехали два гонца в сторону Босфора. Нет, они не слишком торопились, двигались спокойно. За Измитом разделились, один отправился на запад в сторону Яловы, второй на восток в Сакарью. Первый вез письмо Михримах Султан в Манису для шехзаде Селима, второй шехзаде Баязиду. Вот теперь, убедившись, что на них никто не обратил внимания, гонцы помчались стрелой, как положено гонцам.

Сестра сообщала о болезни отца и просила Селима оставаться в Манисе, а Баязида срочно спешить в Стамбул.

Почему? Несомненно, шехзаде Селима, наследника престола, по пути в Стамбул ждала засада, ему ехать смертельно опасно, но отсутствие обоих принцев в столице, когда султан на грани жизни и смерти, опасно не меньше. Должен быть здесь хотя бы один.

Михримах понимала, что Селим смертельно обидится, узнав о двух письмах, но лучше пусть обижается, чем будет убит по пути. Нужно немного переждать. Аллах милостив, он дарует еще долгие годы жизни султану, Повелитель справится с болезнью и все встанет на свои места.

Зато эта болезнь покажет, кто как относится и к султану, и к его наследникам. Нет худа без добра…

Об этом же думала и Роксолана, сидя у постели едва живого мужа. Пока главным было вырвать Сулеймана из лап смерти, остальное потом. Все дела потом.

Когда Михримах попыталась что-то сказать, мать только отмахнулась:

– Пусть делят трон, мне все равно. Если Повелитель умрет, все будет безразлично.

– Отец выживет, матушка, выживет. Иосиф Хамон сказал, что если не умер до сих пор, то выживет.

Роксолана вздохнула: да, выживет, только какой ценой? Бывает жизнь тяжелей смерти, что если Сулейман и впрямь останется парализованным даже отчасти? Для простого смертного это очень тяжело, но выносимо, для султана нет. Неподвижный и беспомощный он уже не султан.

– Матушка, я отправила гонцов к Селиму и Баязиду.

– Да, пусть приедут, они должны успеть …