Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг

Глаза Роксоланы сверкнули холодным бешенством, словно два клинка, выхваченные из ножен:

– Тем более!

Она встала, нервно прошлась по комнате, остановилась напротив зятя, некоторое время изучала его лицо, потом тихо добавила:

– Не просто уничтожишь, но и привезешь доказательства, что это не Мустафа!

– Какое?

– Не знаю, Рустем-паша! Расспроси банщиков, может, были какие-то шрамы, родинки, пятна, еще что-то особенное. Доставишь такую руку, ногу, голову, чтобы швырнуть под ноги Кара-Ахмед-паши как доказательство. Или ты сделаешь это, или Кара-Ахмед-паша швырнет собакам наши головы.

– Я понял, госпожа…

Рустему-паше удалось найти банщика, который делал массаж в хаммаме шехзаде Мустафе, когда тот приезжал в Стамбул. Хасан изумился:

– Простите, паша, но зачем вам знать?

– У тебя слишком длинный язык, где не нужно, посмотрим, так ли он длинен в нужную минуту. Говори, если знаешь!

Банщик на несколько мгновений задумался, видно, вспоминая.

– У шехзаде был шрам на предплечье – след от удара мечом. Он тренировал удары и поскользнулся… Некоторое время даже в хаммам ходить не мог.

– В каком возрасте? Я такого не помню.

– Это случилось уже в Манисе. Я просто шрам видел.

– На какой руке?

– На… левой.

– Больше ничего?

Банщик еще подумал, но покачал головой:

– Нет, паша, если что-то и есть, то я не видел или не помню.

Итак, поймав самозванца, следовало убедиться в отсутствии шрама на его левом предплечье.

Кара-Ахмед-паша страшно нервничал, если те, кто выполнял его поручение в Румелии, сделают что-то не так, может случиться беда.

В Румелию ловить самозванца отправился Рустем-паша, это, якобы, приказ султана. Мало кто поверил в то, что Повелитель приказал так, но спорить почему-то не стали. Кара-Ахмед-паша тоже. У него была своя причина для молчания.

Не успел Рустем-паша отбыть, как по рынкам Стамбула прокатилось: в Румелию ездила Махидевран Султан! Кто лучше матери сможет определить, ее ли это сын? Материнское сердце не солжет, оно и в рубище узнает своего сына-падишаха, и в золотой одежде разглядит сына-бедняка.

Стамбул гудел, слухи ходили один другого нелепей. Говорили, что Махидевран, увидев небесное знамение над могилой Мустафы в Бурсе, приняла решение самой идти в Румелию, якобы, Мустафа позвал ее к себе в этом видении, сказав, что жив и жаждет встречи. Махидевран Султан пешком прошла тяжелый путь, увиделась с этим человеком и по ей одной известным приметам определила, что это не двойник, а настоящий шехзаде, чудом избежавший смерти. Сын сказал заветные слова, материнское сердце подтвердило, что это он.

Дальше больше, слухи росли, как снежный ком, через несколько дней уже оказывалось, что и внук султана тоже спасся, а их могилы пусты!

А потом и вовсе сочинили, что Махидевран Султан вернулась в Стамбул, чтобы перед Повелителем свидетельствовать, что он приказал казнить двойника, а Мустафа жив. Мол, Повелитель знал, что это двойник, сам велел сыну бежать, чтобы не попасть в лапы ведьмы Хуррем!

Но Хуррем сумела расправиться и с Махидевран тоже, мать Мустафы умерла с улыбкой на устах, сказав, что нашла сына живым и встретится с Повелителем в раю.

Чем нелепей слухи, тем охотней им верят. Никто не подумал просто съездить в Бурсу или поговорить с теми, кто только что оттуда, узнать верно ли, что могилы вскрыты и пусты. Никто не задумался, что от Бурсы до Румелии и гонцы на хороших лошадях не один день скачут, а уж женщине пешком пройти этот путь туда и обратно совсем не под силу.

Никто не спросил, зачем Мустафе бежать из Эрегли от Хуррем, которая в то время находилась в Стамбуле и почему султан не мог защитить собственного сына?

Зато теперь внезапная болезнь Повелителя, только что с победой вернувшегося из похода, стала казаться крайне подозрительной. Понятно, эта ведьма решила отравить султана, чтобы посадить на трон своего сына Селима!

Тут молва заколебалась, потому что Селим в Стамбул не приехал, как и Баязид. Оба наследника оставались в своих санджаках, что мало походило на стремление быть рядом с троном, чтобы вовремя на него сесть после смерти Повелителя.

Тогда пополз другой слух: султанша решила посадить на престол сразу малолетнего внука, чтобы править самой. Потому сыновья и опасаются собственной матери, не приехали в Стамбул. Ведьма она и есть ведьма.

Воспользовавшись минутой, Нурбану подхватила Мурада и увезла его в Манису. Роксолана только рукой махнула: пусть едет, ее ничто не волновало, кроме жизни Сулеймана. Даже делами занималась скорее по привычке.

Иногда накатывала смертная тоска, хотелось выть из-за безвыходности положения, но даже этого нельзя. Закусывала край яшмака и подолгу сидела у постели мужа, даже не вытирая крупные слезы. Почему судьба так жестока к Сулейману, за что его так? Он старался править справедливо, не рубил головы налево и направо, не карал без причины, зато поощрял, заботился и награждал. Был щедрым и справедливым, скрытным быть его заставляла жизнь…

Но вот уже которую неделю находится между жизнью и смертью. Даже если выживет, Хамон сказал, что возможна неподвижность…