Роман Нелюбовича

По ходу сюжета портрет главного героя раскрывался больше. Начальство относилось к нему с уважением, сослуживцы боготворили, а жена души в нём не чаяла. Нормальный такой портрет бравого пожарного, состоящего из одних только доблестей и нагрудных значков за успехи в труде и храбрость. Было у нас в части нечто подобное, правда, на пожарах тот товарищ активностью не отличался, а награды получал благодаря исключительной общительности с вышестоящим руководством, что тоже не каждому под силу. Кульминация рассказа заключалась в том, что герой совершил подвиг — куда ж без этого. Рабочие ремонтировали крышу, разлили гудрон, случайный окурок, крыша загорелась, а наш герой всё потушил и всех спас. Браво.

Максим Андреевич судорожно выдохнул и поклонился, поставив точку в конце рассказа. Зал разродился аплодисментами. Максим Андреевич постоял немного — я ничуть не сомневался, что овации он воспринимает как необходимое приложение к своему таланту — и спросил:

— Если у кого-то есть вопросы…

Я поднял руку.

— Разрешите?

— Пожалуйста.

Я встал. Мне ещё не доводилось выступать с комментариями по поводу услышанного. Большая часть прозаических текстов не дотягивала до среднего уровня и годилась разве что для мусорной корзины, поэтому выступать с отзывами я не торопился. Но сегодня — Геннадий Григорьевич прав — тема рассказа полностью моя, и оставить её без ответа я не мог.

— Не хочу говорить о художественной составляющей вашего рассказа, — начал я, — ибо нельзя говорить о том, чего нет. Но вот поговорить о происходящих событиях можно. Вы, например, пишите, что пожарный стоит по щиколотку в расплавленном гудроне и льёт воду куда-то там — неважно куда. Вы хоть знаете, что собой представляет расплавленный гудрон и что произойдёт, если на него вдруг попадёт вода?

Максим Андреевич смотрел на меня оторопело. Мой напор его удивил и обескуражил. Думаю, ещё никто не осмеливался говорить о его рассказах в таком духе, поэтому он выдавил из себя с хрипом:

— Что?

— Взрыв. Маленький взрыв. И пожарного окатит с ног до головы этим самым гудроном. В лучшем случае он станет похожим на леопарда, в худшем — получит серьёзные ожоги. Поэтому он никак не может тушить гудрон водой, он же не самоубийца. Согласны?

Всё это я сказал резко, без иронии, но с огромной долей уверенности в своих словах, так что Максим Андреевич не сразу нашёлся, что ответить.

— Эта история… — он вытащил из грудного кармана пиджака носовой платок и провёл им по красным щекам, потом скомкал платок и сунул его в карман брюк. — Вы знаете, эта история взята из жизни. Я разговаривал с реальным человеком, который сам тушил тот дом, сам видел всё…

— Вас обманули, — отмахнулся я. — Такого в принципе быть не может. Есть законы физики, химии, есть техника безопасности при работе с легковоспламеняющимися веществами — этого никто не отменял, и ни один пожарный, поверьте, не станет делать того, что делает ваш герой. К тому же наша славная обувная промышленность ещё не создала такой обуви, в которой пожарный может стоять в кипящем гудроне.

— Вы там были?

— Для того чтобы понимать непреложность некоторых вещей, не обязательно находиться рядом с ними. Существует такое понятие, как «реальность», что с латыни можно перевести как нечто «действующее», «настоящее», «существующее вообще», а ваш рассказ к этому понятию не имеет никакого отношения. Всё вами написанное является выдумкой, хотя вы позиционируете свою работу именно как «реальность». Обратите внимание, даже диалоги между героем и его коллегами более напоминают дешёвое американское кино: «Ес, сэр!», «Так точно, сэр!», «Мы надерём этому пожару задницу, сэр!». Но мы-то живём в России, где душа и непринуждённость всегда присутствуют в общении между людьми. Вы же превратили русского человека в закомплексованного истукана, у которого полностью отсутствуют и живая речь, и мимика, и внутренние переживания. Вы когда-нибудь заходили в пожарную часть? Когда-нибудь слышали, как разговаривает между собой дежурный караул? Это же нечто! Отточенный до безупречности литературный язык мешается с отборным матом и научными терминами. Своим рассказом вы обезличиваете пожарную охрану, во всяком случае, ту её часть, которая в любое время дня и ночи жействительно готова идти надирать пожару задницу.

Кто-то дёргал меня за рукав, но я был слишком увлечён, чтобы обращать на это внимание. Обычно я не любитель развёрнутых рецензий, так, лёгкая агрессия напополам с недоверием в виде коротких ремарок, но сейчас меня словно вдохновляло что-то: я был готов говорить без умолку.

— Хотите добрый совет? Перепишите рассказ, а ещё лучше порвите его и сожгите в печке. Нельзя, увы, писать о том, чего не понимаете. Тем более на такие специфические темы.

— Вы были там? — подрагивая от негодования, вновь спросил Максим Андреевич. Казалось, он не слышал ничего из того, что я только что говорил. Голос его принял визгливый оттенок, а краснота щёк переместилась в глаза.

— Конкретно в том месте? Нет, не был.