Роман о двух мирах

Глава VII

Зара и князь Иван

Когда я проснулась следующим утром, комнату уже ярко залило солнце. Я была свободна от всех привычных болей, а тело наполняло восхитительное чувство бодрости и упругости. Я тотчас встала и, взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что уже полдень! Поспешно накинув халат, позвонила в колокольчик – появилась служанка.

– Сейчас и правда уже двенадцать? – спросила я ее. – Почему ты не разбудила меня?

Девушка виновато улыбнулась.

– Я постучала в дверь мадемуазель, но она не ответила. Госпожа Дениз тоже подошла и заглянула в комнату, однако, увидев, что вы крепко спите, сказала, что тревожить такой сон будет большой ошибкой.

Слова девушки добрая мадам Дениз, из-за полноты и одышки с трудом поднимавшаяся в это время наверх, подтвердила многочисленными кивками головы и немеркнущей улыбкой.

Я поблагодарила ее за заботу и была готова даже расцеловать: такой по-матерински доброй и милой она казалась. А мне было так весело и так хорошо! Они со служанкой удалились приготовить мне кофе, а я занялась туалетом. Расчесывая волосы, я услышала звуки скрипки. Играл кто-то в соседних комнатах. Я прислушалась и узнала знаменитый Концерт Бетховена. Невидимый музыкант играл ярко и в то же время нежно, его манера и тон напомнили прекрасные стихи из недавно прочитанного мною сборника под названием «Любовные письма скрипача», в которых поэт рассказывает о своей «любимой Амати» и говорит: «Я молился своею молитвой. Я в свою песню вплел:

С усердьем полоумного ткачаИз собственных, из оголенных жилСработал я мольбу. Взывал – как выл,И мнилось, что с Господнего плечаМне, избранному, эта чесуча;И Он был слаб и сир, покуда жил.

Я поумнел. До вздоха умаливМольбу, умел пустить ее стрелойКогда взбредет. Бесовкин сон дневнойВспугнуть. Средь кипарисов и оливМеня, как эллина, блазнил наливТелесности. И всхлипывал святой.И вот он я, усвоивший урок:

Основа и уто`к, и тетива —Со струнами у них процент родстваОтнюдь не мал. А мне не вышел срок:Есть струны – так найдутся и словаДля пламени, что плоть мою прожег»18.

Любовь к музыке вспыхнула в сердце с новой силой: я, месяцами не желавшая прикасаться к фортепиано, теперь жаждала снова попробовать силы на такой знакомой и податливой под моими пальцами клавиатуре. Ибо фортепиано никогда не было для меня просто инструментом – это друг, что отвечает на мои мысли и чьи клавиши встречают мои пальцы с нежной готовностью и послушанием.

Наконец принесли завтрак, и я с большим удовольствием съела все до последней крошки. Затем, чтобы скоротать день, я пошла навестить друзей миссис Эверард, мистера и миссис Чаллонер и их дочерей. Они показались приятными людьми: их отличали открытость, дружелюбие и всякое отсутствие чопорности, чем славятся лучшие из американцев. Узнав из письма миссис Эверард, что я «artiste», они тотчас же пришли к выводу, что мне нужна поддержка и покровительство, и с внезапным великодушием начали планировать, как лучше устроить мой концерт. Это удивило, так как среди английских меценатов я привыкла встречать прямо противоположную отзывчивости реакцию: тем никогда не надоедало ворчать банальности о том, «как много развелось музыкантов», что «значение музыки преувеличено», «импровизацию никто не понимает и никому она не нужна» и так далее и тому подобное.

Но как только эти приятные американцы узнали, что я приехала в Париж не по зову профессии, а только чтобы посоветоваться с врачом по поводу здоровья, они были серьезно огорчены.

– О, мы непременно убедим вас дать как-нибудь сольный концерт! – с улыбкой уговаривала меня прекрасная мать семейства. – Я знаю в Париже многих людей. Мы подготовим для вас город!

Я полушутя возразила, что у меня сейчас и в мыслях ничего подобного не было, но они оставались безнадежно великодушны.

– Чушь! – заявила миссис Чаллонер, с простительной гордостью поправляя кольца с бриллиантами на своей хорошенькой белой ручке. – В нашей стране мозги даром не пропадают. Как только вы поправитесь, мы устроим для вас большой вечер в Париже, соберем здесь всех наших. Только не говорите, что не радуетесь долларам так же, как каждый из нас.

– Доллары, конечно, хорошо, – согласилась я, – только настоящее признание гораздо лучше.

– Что ж, от нас вы получите и то, и другое, – сказала миссис Чаллонер. – Вы же останетесь с нами пообедать?

Я приняла ее приглашение, озвученное с самой дружеской любезностью, и ничуть об этом не пожалела.