— Конечно, верно, — кивает Козин. — Сколько он подобных уроков педагогики преподал — не сочтешь… Про него частенько говорили: чего, дескать, Орлову не работать — с таким коллективом! Коллектив действительно был дружный, увлеченный. Пост-фактум, так сказать, — жалею, что не пришлось задержаться в нем. Но тогда уж, ради справедливости, нужно было говорить и о том, что коллектив не с неба свалился — Орлов же его и создал. На первый-то взгляд, люди у него самые заурядные были. Некоторые даже без педагогического образования. Как та же Софья Маркеловна, допустим. Или была тогда воспитательница Ольга Саввишна — сказочница превеликая. Так как же он с ними и работал! Изо дня в день, из года в год. Исподволь, методично, продуманно. Я на двух-трех советах успел у него побывать, и то понял: школа. Он и вопросы на совет выносил неожиданные. Вроде: «Что такое переходный возраст и почему хуже стала учиться Маша Иванова?» Вопрос двухэтажный, в нем уже и ответ будто содержится. А мы, помню, сидим, спорим, горячимся, — думаем, ищем! Сергей, кстати, и тут, на советах, по-своему держался. Как в сторонке: слушает, иногда реплику подкинет и помалкивает — мнения своего не навязывая. Зато случалось — когда какое-то решение требовалось — по-своему решал. Покраснеет, от смущения скаламбурит — спасибо совету за совет, — а поступит иначе. И, причем, обязательно объяснит — почему. Людям с ним было интересно работать. Каждый чувствовал, что он — необходим. Что делает первое на земле дело — детей воспитывает, Сергей не уставал повторять это. О детях он вообще говорил — значительно. Помню его выражение: «Дети — основное достояние нации». Я, знаете, с некоторым опозданием прочитал книжки Сухомлинского. Конечно — явление! Но еще порадовался, погордился и по другой причине: Сергей — той же величины был. Уверяю вас — не преувеличиваю. Верю — и сейчас в наших школах Сухомлинские есть. Пускай пока и безвестные…
Слушаю Леонида Ивановича, и во мне нарастает, крепнет ощущение, убежденность, что нынешняя встреча — одна из самых главных в ряду состоявшихся и, может быть, — завершающая. До сих пор — несмотря на то что уже достаточно как будто знал об Орлове — он все-таки оставался для меня чуть нереальным, что ли, несколько приподнятым над обыденной, окружающей действительностью. Сейчас, обретя какие-то недостающие краски — и краски-то самые нехитрые, — он как бы опускается на нашу многогрешную землю и идет по ней, живой и понятный: не только со своим огромным энергетическим зарядом, но и со своими слабостями, повадками, характером.
— Леонид Иванович, а он записей не вел?
— Нет. Я ему тоже советовал — когда сам додумался. Отшутился: «Ну, Леня, — какой из меня теоретик!..»
Махнув рукой, Леонид Иванович опускается за бутылью; назад мы ее не относим: квас безнадежно теплый, разве что не кипит. И тем не менее, поморщившись, выпиваем по полной чашке.
— Выдумщик он был!.. За что ни возьмется, все у него получалось по-своему. Необычно как-то, ярко. Я вон по школам знаю: дадут из районо указание — провести мероприятие по осенним посадкам. Так оно мероприятием и проводится. Кто пришел, кто нет. Двое лопаты принесли — пятеро забыли. И выходит, абы как да поскорее. А у Сергея — в ту же первую осень, пришел я — праздник! Торжественная линейка во дворе. Знамя развернуто. Сергей перед ними — как командир. По стойке смирно. Трое ребят из строя вышли и в свои серебряные фанфары-горны — как выдадут, аж мурашки по коже!.. Лопаты, грабли, носилки, саженцы — все это заранее приготовлено. И, и закрутилось! Вроде и работа, и игра. Наперегонки, один лучше другого старается. И Сергей, конечно, со всеми. То покопает, то покажет, как лучше корни у саженца расправить, то пошутит с кем. Сначала я, помню, подумал: а зачем это директору? А пригляделся, ощутил — атмосферу эту, и понял: правильно. Если ты у ребят воспитываешь уважение к труду — уважай труд и сам, поработай вместе. Подейственней любых слов получается. В перерыв ребята его облепили — как пчелы. Подошел — спрашивает, слышу, паренька: «У тебя кто друг?» — «Вон, говорит, Васька». — «Видишь, говорит, теперь у тебя еще друг прибавился. Тот самый кленок, который ты посадил. На всю жизнь — друг. Станешь большим, взрослым, придешь сюда, а он уже — дерево. Чуть не до самого неба, руками не обхватишь. Ты тогда, знаешь, что сделай? — ухом к нему прижмись. И услышишь, как радуется он тебе. Шумит, спрашивает: как живешь, Володя? А ты ему по-дружески: «Да ничего, старик. Недавно, понимаешь, Героем Социалистического Труда стал!..»
Мы оба улыбаемся — нетрудно представить, как зарделся от удовольствия этот паренек, как восторженно загалдели ребята; Леонид Иванович потише, позадумчивей говорит: