Роман с пивом

Маршал так и сделал — поднялся и попытался изъявить Жире свою последнюю волю. Именно изъявить, потому как типичной просьбой это сложно было назвать: сначала Маршал стал легонько стучать в окно кулаком, чтобы привлечь внимание, а потом еще и помахал рукой для верности, когда же Жира наконец обернулся, Маршал стал передавать свое сообщение — он поднял указательный и средний палец и свел их вместе, на что Жира прореагировал следующим жестом, как бы подтверждая, что понял смысл сообщения: поднял сомкнутые пальцы ко рту, сложил губы трубочкой и помахал при этом рукой, после чего Маршал кивнул в ответ, как бы подтверждая, что все в порядке, Жира повернулся к стойке и стал все это объяснять бармену, у которого были огромные, как сдувшиеся воздушные шарики, мешки под глазами, и вообще, он выглядел так, что сразу было понятно: на работе ему несладко.

— Этот бармен посмотрел на нас так, будто сомневается в нашей благонадежности, — сказал Хеннинен, когда Маршал вернулся за столик. — Или я вообще не знаю.

— Проворчал, — сказал Маршал.

— Э?

— Ну это я просто сказал, как если бы все это было в каком-нибудь сценарии, то тогда напротив той твоей фразы было бы написано в скобках «проворчал».

— А-а, — отозвался Хеннинен.

— Или даже просто «ворчит». Хотя на самом деле я подумал совсем о другом, я подумал, что, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что человек удивляется, удивительного — удивляется, в общем, ладно, в том, что ему вдруг кажется странным то, что такие странные типы, нах, теперь эти странные, ну что, в общем, какие-то типы приходят в бар насквозь мокрые, берут пива и потом снова идут сидеть под дождем. Ну я бы на месте того чувака задумался, все ли у этих ребят в порядке с головой.

— Типа, не течет ли крыша или как, — усмехнулся Хеннинен и наклонил голову. Висевший посреди улицы фонарь оказался точно за его спиной и сквозь пелену дождя был похож на светящийся нимб, и кто знает, может быть, именно из-за этого света вдруг стало казаться, что половина его лица совсем не двигается, словно онемела или парализована, и тут же вдруг вспомнилось, как однажды Хеннинен рассказывал, что с одним его родственником произошла именно такая история, и кто знает, может, это наследственное, прямо как соски в роду у Жиры.

— Я вообще-то, собственно, хотел тут поинтересоваться твоим самочувствием, типа, все ли с тобой в порядке или как, но только не мог придумать, как же это так спросить, чтобы ты не подумал, что я, в общем, я подумал, что это может как-то излишне сентиментально, что ли.

— Спрашивай, не бойся, — сказал Хеннинен, выпрямил голову и снова стал выглядеть абсолютно нормально в этом своем нимбе. Мимо проехал грузовичок с опущенными бортами, которые громыхали и подпрыгивали на ходу.

— Ну, так ты в порядке или как?

— Я никак.

В этот момент появился Жира. Он выпихнулся из дверей бара, как-то невероятно сложно изогнувшись, и стал протискиваться к столику по узкому пространству между большим окном и другими столами. В левой руке он нес большую пивную кружку, две других прижимал правой рукой к груди, в зубах же держал ту самую пачку сигарет, отчего казалось, что все лицо его обезображено страшным, вымученным оскалом.

— Ну, ясно, типа, — сказал Маршал. — Что же такого с тобой случилось, ну, на хрен, и ситуация, прямо какая-то семейная драма.

Жира промычал что-то неопределенное, сел рядом с Маршалом, выплюнул на стол зажатую в зубах пачку сигарет и стал развозить кружки по хозяевам.

— Что за ситуация?

— Да так, — ответил Хеннинен.

— Страшные демоны все еще одолевают нашего Хеннинена, я об этом.

— Да нет, я нормально, просто мне почему-то очень хреново.

— А-а-а, — сказал Жира.

— Так что пиво сейчас как нельзя кстати.

— Звучит обнадеживающе, — улыбнулся Маршал.