– Разберемся. Про пацанов что-нибудь знаешь? – нахмурился Алексей.
– Кончились твои пацаны, сынок, – помрачнел отец. – Говорю же, многое в этом городе изменилось. Вовка Струве разорился за пару лет, пустился во все тяжкие. «Рыбачил» – промышлял воровством в зонах отдыха. «Юриком» заделался, по-вашему говоря. Мошенничал по полной программе – представлялся туристам на базах и пансионатах представителем фирмы, оказывающей комплекс услуг – ну, вроде конных прогулок, полетов на дельтаплане, лечебных процедур, – собирал с народа деньги и исчезал. Несколько дел провернул, а потом его стали бить. Однажды так по башке настучали, что он ей тронулся… Серьезно, крыша поехала, сначала в депрессию впадал, потом в какие-то смутные пограничные состояния, людей перестал узнавать, с вещами вокруг себя не ладил. Возили на обследование в Барнаул – глухо. Временами были проблески, но как-то ненадолго. Сейчас он в районной больнице лежит – в психиатрическом отделении. Кризисный период у парня – чуть в колодец не спрыгнул. Едва поймали. Сестрица Танька добилась, чтобы курс лечения провели – всех медиков на уши поставила. Она такая крикливая теперь, как Маугли – любого достанет…
– Танька здесь? – криво усмехнулся Алексей.
– Здесь она, где ей еще быть? Живет в своем доме, за братцем ухаживает. Мать с отцом у них давно скончались. Танька, после того как тебя посадили, слонялась тут мертвой тенью, потом уехала учиться – вроде бы в Красноярск. Отучилась, работы приличной в городе не нашла, мыкалась из конторы в контору, плюнула – вернулась на родину. Пишет какие-то статейки для сетевых изданий – дистанционно работает, так сказать, в Интернете. Вроде и не делает ничего, а деньжата текут. Впрочем, все сейчас как-то крутятся…
– Вовку-то нормально лечат? – хмуро бросил Алексей. – Надежда есть?
– Не ко мне, сынок, – развел руками отец. – В наших больницах, собственно, не лечатся, а болеют… Кто там еще? Коптелый спился – причем окончательно, трезвым не бывает. Формально числится в автомастерской, руки золотые, да, похоже, на него давно там плюнули. Еще один неудачник. Встречал я его пару недель назад – навеселе был, похихикал еще: дескать, полный аут, допился, уже черные кошки дорогу уступают. Пропал человек, не может без водки…
– Что с Антоном Вертковским, батя?
Дмитрий Иванович поморщился.
– Лучше не спрашивай. Столкнулся в прошлом месяце с твоим корешем – наведывался в Аргабаш по хозяйственным делам. Представительный такой стал, в плечах раздался – поперек себя шире. Рожа довольная, самоуверенная. Жена у него все та же – Люсьен, фифа напыщенная. Дом отгрохали, сына родили, машина – не машина, а целый танк.
– А что не так, батя? – не понял Алексей. – Ну, повезло человеку, жизнь сложилась. Не всем же спиваться да по зонам и психушкам чалиться.
– Чересчур хорошо сложилась, – фыркнул Дмитрий Иванович. – Один из личных телохранителей господина Рудницкого Леонида Константиновича.
– Повтори, – насупился Алексей.
– Да всё ты слышал, – отмахнулся отец. – Скурвился твой кореш, зазнайкой стал, людей в грош не ставит. Сутки работает, двое отдыхает. Леонид Константинович своим работником доволен.
– Ты серьезно? – опешил Алексей. – Вот же западло… Как он мог? Юлька Кутейкина ни о чем таком не писала…
– Мне так думается, – крякнул Дмитрий Иванович, – что как отбыл ты по этапу, так Леонид Константинович взял твоего дружка за горло – дескать, сожгли мою наркоту с Корчагиным, теперь отрабатывай. Думаю, у Антона выхода другого не было. А потом втянулся, понравилось, красивая жизнь любого испортит.
– Не любого, – проворчал Алексей.
Выпили не чокаясь, словно за покойника.
– Про Лиду расскажи…
– Забыть не можешь?
– Как я ее забуду? Мертвую – не смог бы. А она живая…
– Это не жизнь, сынок… Нашелся у нее в итоге богатый родственник – какой-то троюродный дядька по линии матери. Заботиться о ней не пожелал, но выделил сумму на лечение. А после лечения – на дальнейшее существование. Ну, чтобы отстали. Для него так проще. Человека трудно винить – он при жизни… прости, Алексей, – до пожара о существовании Лиды даже не подозревал. Приезжал из Сургута пару раз, заплатил за содержание в отдельной палате. Девушка выдержала несколько операций, сейчас она просто растение – говорить не может, передвигается с трудом, видит только тени, лицо обезображено, о чем думает – только она знает… Ты уж прости, сынок, за излишний натурализм. Лежит в районной больнице – палата со всеми удобствами в психиатрическом корпусе. В том самом, где и Вовка твой обретается – только у него условия попроще…
– Почему в психиатрическом? – содрогнулся Алексей.