Роман, в издательство

Я развернул аккуратно сложенный тетрадный листок и прочитал: «Поехал пообщаться с твоими родителями, может они мне подскажут, что с тобой делать, чтобы ты от меня отстал!»

— Бред какой! — прокомментировал я прочитанное. — Пошли, Сонь, отсюда. Спасибо тебе, Слав, ты все правильно сделал. Молодец! Спасибо, что не отдал записку полиции.

— Всегда пожалуйста, ребят! Вы заходите как-нибудь… Может, чайку попьем? — заискивающе кричал нам вслед поэт — Саша Белый по имени Слава.

— Сереж, покажи записку! — уже в машине попросила Софья. Я протянул.

— Ты понимаешь, в чем бред? — спросил я.

— Твои родители погибли.

— Вот именно! — чуть ли не выкрикнул я. — И он поехал с ними пообщаться?

— Что он знает о твоих родителях?

— Что они погибли в Африке, что я не стал дотошно выяснять, что с ними случилось, а поверхностные поиски ничего не дали. И я не знаю, что обо всем этом думать.

— Поехали.

— Куда? — Мне казалось, что я отупел от всех этих событий. Моя голова, всегда умевшая выстраивать логику событий шагов на 20 вперед, отказывалась соображать. Казалось, что теперь не я решал, куда еду и что делаю, а меня вели по чьему-то неозвученному плану.

— К родителям, — ответила Софья, голосом обозначив свое отношение к моему сегодняшнему идиотизму.

— Сонь! К каким родителям? Померли они давно! Ты сама слышишь, что говоришь?!

— Серый, не тупи! На кладбище едем.

Я даже не стал комментировать ее реплику. Мое сознание медленно и верно начало погружаться в панику. Я отказывался вспоминать свое имя, все, что связано было с творчеством, стерлось из памяти, как будто и не лежало там никогда. Ячейки мозга с моим прошлым были заперты на какой-то замысловатый цифровой ключ, расшифровать который не удавалось моему разуму. А теперь еще и логика отключилась!

— Какое кладбище? — спросила, смягчив тон, Софья, заводя машину.

— Новодевичье.

— Ого! Как так? — удивилась Соня. Если бы я хотел произвести впечатление на девушку, то в этом пункте наших отношений мне это однозначно удалось.

— Не знаю. Я не был там никогда.

— Что ты за сын такой? Как так получилось?

— Я говорил, что был зол на них, и до сих пор не простил, и не очухался. Я просил их, умолял, настаивал, из дома уходил, чтобы они меня взяли с собой в эту долбаную Африку. Они готовились к поездке полтора месяца. Делали документы, прививки. Я полтора месяца надеялся, что они передумают. Они уехали, сказав, что поступить иначе не могут. Они даже не объяснили, почему так! Три дня, всего три дня, и человек, с которым меня оставили, пришел и сказал, что они погибли!

— И тебе не хотелось узнать, что произошло?

— Тогда — нет. Я был в шоке. А потом не смог найти никого, кто с ними работал.

— И не было никаких друзей?

— Никто не захотел со мной говорить.

— Как так?

— Не знаю. Я не смог найти всех, а кого нашел… Не хочу вспоминать… Прости!

— Ладно. Как мы найдем их могилу?

— Однажды в интернат пришел человек и передал мне схему, как пройти к месту захоронения.

— Кто это был?

— Я не знаю. Я видел его мельком. Пришел человек в интернат, а потом мне сказали, что он принес мне записку, а в ней оказалась схема.

— Слушай! Почему ты такой? Почему никогда… — Софья с досады замолчала.

— Детские травмы, наверное, — единственное, чем мог я оправдать себя в этот момент.

Больше мы не проронили ни слова за всю дорогу до кладбища. Я понимал, что имеет в виду Софья, и отчетливо осознавал суть ее претензий ко мне. Я — взрослый человек 30 с лишним лет ни разу за два десятилетия не захотел по-настоящему узнать, что случилось с моими родителями, купаясь в детских обидах и комплексах.

И может, это и правда была именно та задача, на решение которой нужно было потратить отпущенные мне последние шесть дней жизни? И только это и имело сейчас значение? Найти себя и узнать то, что сделало меня таким, какой я есть, и поставило в ту ситуацию, в которой я сейчас и оказался.

— И? — вернула меня в настоящее Софья. — Что дальше?

Мы стояли возле ворот кладбища.

— Я помню схему наизусть. Пошли! — в темноте собственных мыслей, на ощупь, пошел я по кладбищу, как по закоулкам новой компьютерной игры.

Путь занял минут 20 от силы и оборвался в той точке, в которой в данный момент и при данных обстоятельствах я не захотел бы оказаться ни за что на свете. Паника, ярость, истерика, бессилие и злость завладели моим разумом одновременно. Хотелось орать и громить все вокруг, лишь бы не видеть эту приторную, мило улыбающуюся рожу писателя, стоявшего во весь рост на пути к могилам моих родителей.

Как он здесь оказался? Почему опять он? Почему снова это дикое напоминание, что жить мне осталось меньше недели?

Что он хочет от меня? И это имя, его имя…

Я смотрел на Софью, а потом на памятник, потом снова на нее, не в силах даже задать вопрос, не то что произнести что-либо осмысленное.

Не дойдя и пары метров до могил родителей, я рухнул на какой-то стилизованный сказочный пень напротив захоронения писателя, который обозначил рубеж моей жизни и в доме которого я теперь жил…

Софья стояла и внимательно смотрела на меня, по всей видимости, ожидая моих комментариев.