Романовы

«Пред ним несли две фляги, наполненные вином пьянственнейшим... и два блюда — едино с огурцами, другое с капустою... Оный же поставляющий ещё вопрошал: “Како содержиши закон Бахусов и во оном подвизаешися?” Поставляемый отвещевал: “Ей, орла подражательный и всепьянейший отче! Востав поутру, ещё тме сущей и свету едва являющуся, а иногда и о полунощи, слив две или три чарки, изпиваю и, продолжающуся времяни, не [в]туне оное, но сим же образом препровождаю; егда же придёт время обеда, пью по чашке немалой, такожде переменяющимся брашном всякой непуст препровождаю, но каждой ряд разными питьями — паче же вином, яко лутчим и любезнейшим Бахусовым, — чрево своё, яко бочку, добре наполняю, так что иногда и ядем, мимо рта моего носимым от дражания моея десницы и предстоящей во очесах моих мгле. И тако всегда творю и учити мне врученных обещаюс, инако же мудрствующия отвергаю и яко чужды творю, и ебиматствую всех пьяноборцев, но яко же иерех творити обещаюс до окончания моея жизни с помощию отца нашего Бахуса; в нём же живём, а иногда и с места не движимся, и есть ли мы или нет — не ведаем; еже желаю тебе, отцу моему, и всему нашему собору получити. Аминь”»¹⁰

.

Прочие подробности таких празднеств, полагал дипломат и мемуарист Б. И. Куракин, можно описать лишь «в терминах таких, о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем — к пьянству, и к блуду, и к всяким дебошам». Такая «демократизация» повседневного обихода едва ли могла облагородить и без того не слишком изысканные нравы. Если отец Петра царь Алексей Михайлович лишь в редких случаях позволял себе подшутить над своими боярами (в 1674 году «жаловал духовника, бояр и дьяков думных, напоил их всех пьяными»), то сам он уже превратил свои развлечения в демонстративные. Неуёмный государь систематически понуждал двор, военачальников и статских чиновников к публичному и порой подневольному веселью. Важные события отмечались «ударными вахтами» вроде восьмидневного беспрерывного маскарада в честь заключённого в Ништадте мира со шведами. Тогда гостеприимный государь становился страшен для своих гостей, которых приказывал поголовно (включая дам, архиереев и дипломатов) поить до бесчувствия. Уклониться было невозможно — датский посол и бывалый морской волк командор Юст Юль не смог избежать угощения, даже забравшись на корабельную мачту: «[Пётр] полез за мною сам на фокванты, держа в зубах тот стакан (от которого я только что спасся), уселся рядом со мною, и там, где я рассчитывал найти полную безопасность, мне пришлось выпить не только стакан, принесённый [самим царём], но ещё и четыре других стакана».

Трудно сказать, как пошло бы развитие страны, не начнись тяжелейшая Северная война с одной из великих держав Европы, обладавшей 180-тысячной армией и мощным флотом. Но к этой войне Пётр сознательно и последовательно стремился — во-первых, потому что прорыв в Европу был невозможен, пока Швеция господствовала в водах и на берегах Балтики; во-вторых, царь был молод, нетерпелив, жаждал побед и славы. В это время окончательно сложились его политические взгляды. В ходе «троевременной школы», как называл царь Северную войну, он создавал задуманное им регулярное государство. Модернизация Московского царства шла стремительно, но Россия не стала похожей на Голландию.

В 1708—1718 годах были намечены контуры нового государственного аппарата. Высшим органом управления стал основанный в 1711 году Сенат, которому подчинялись образованные в 1719—1721 годах коллегии. К этой реформе царь готовился заблаговременно. Начиная с 1712 года чиновники и дипломаты получали указания собирать и изучать «права других государств»: законодательство Австрии, Дании и даже Швеции. Для работы в коллегиях пришлось привлекать иностранцев — чехов, англичан, мекленбургских, саксонских, эстляндских, лифляндских «немчин» и пленных шведов.