9 апреля (ст. ст.) 1915 г. Николай II записал в своем дневнике: «Знаменательный для меня день приезда в Галицию!»{402}
. В 10 часов утра царский поезд прибыл на станцию Броды. Император сразу же прошел в вагон Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, где выслушал доклад о положении на фронте, а также историю наступления от границы до Львова. В 12 часов того же дня Николай II вместе с Верховным главнокомандующим начальником Генерального штаба генералом Н. Н. Янушкевичем и другими сопровождающими лицами выехал в направлении Львова. Так началась первая и ставшая единственной поездка русского царя за пределы Российской империи в годы Первой мировой войны.Решение о поездке в Галицию было принято Николаем II в начале апреля 1915 г. Очевидно, что решению способствовало взятие 5 марта русской армией австрийской крепости Перемышль. Это событие стало одним из самых значительных не только для русской армии, но и для всего русского общества. Очевидцы сообщали о ликовании на улицах Петрограда и других русских городов. С волнением известие о падении крепости было встречено и в Ставке: «Весть передавалась из уст в уста. Генерал-квартирмейстерская часть суетилась, выясняя подробности сдачи, офицеры Генерального Штаба выглядели именинниками: при успехах на фронте они всегда напускали на себя важность: вот, мол, мы каковы! Великий князь, начальник Штаба и генерал-квартирмейстер тоже были в приподнятом настроении. Вообще Ставку нашу нельзя было упрекнуть, что она слабо реагировала на выдающиеся события фронта, но тут она всецело отдалась чувству радости и восторга»{403}
, – вспоминал протопресвитер армии и флота Г. И. Шавельский. О приподнятом настроении, царящем в Ставке после взятия Перемышля, упоминал в дневниках и Николай II: «Николаша [великий князь Николай Николаевич-мл. –Уверенность в скором конце войны, охватившая все круги русского общества, очевидно, была близка и Николаю II. 5 апреля 1915 г. император в письме к супруге сообщил о своем намерении посетить в ближайшее время Львов и Перемышль. По плану императора поездка должна была занять несколько дней и включить не только осмотр Львова и Перемышля, но и встречи с генералами Н. И. Ивановым, командующим Юго-Западным фронтом, и начальником штаба фронта М. В. Алексеевым{405}
. Николай II отметил, что подобная поездка обещает быть не только интересной, но и полезной, поскольку в завоеванной Галиции предстоит принять ряд мер, направленных на подлинное объединение этого края с Российской империей. Объединение Галиции с Российской империей, таким образом, представлялась делом решенным, требующим лишь формального подтверждения.В окружении императора это решение вызвало неоднозначную, и, скорее, отрицательную реакцию. Прежде всего, негативно к этой идее отнеслась императрица. В своих письмах она несколько раз повторяла мысль о том, что подобная поездка несвоевременна, ссылаясь при этом на мнение «Друга» (Г. Е. Распутина): «Он странным образом сказал то же, что и я, что в общем он не одобряет твоей поездки и “Господь пронесет, но безвременно (рано) туда ехать, никого не заметит, народа своего не увидит, конечно, интересно, но лучше после войны”»{406}
. Не менее настойчиво Александра Федоровна советовала супругу ехать во Львов, если уж он считает это необходимым, без главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича: «[…] прости меня, что я это тебе говорю, но Н. не должен тебя сопровождать. Ты должен быть главным действующим лицом в этой поездке»{407}. Далее этот совет мотивировался тем, что ненависть в завоеванном крае против Николая Николаевича очень сильна, а визит царя обрадует всех, любящих его. Николай II отвечал, что не согласен с тем, что Николай Николаевич должен остаться в Ставке, когда царь поедет в Галицию{408}. Он считал, что во время войны при поездке в завоеванную провинцию царя должен сопровождать главнокомандующий. Согласно их общему плану императорский поезд должен был из Ставки прибыть на пограничную станцию Броды, после чего сам император и сопровождающий его главнокомандующий на автомобиле выедут в сторону Львова. Таким образом, император предполагал проследовать тем же путем, что и наступавшая в Галиции в августе 1914 года 3-я армия. «Подумай, какая радость, если это в самом деле удастся»{409}, – завершил он свое письмо.