Романс о великих снегах

Перед глазами мелькали заснеженные сосны, берёзы, поля со стогами, пригорки, до камней зализанные ветром. Кустики полыни торчали из сугробов. Суровая, пустынная дорога, чуть озарённая холодным солнцем, то там, то здесь была испятнана «кровушкой» залётных снегирей.

Дорогу почти всю уже прочистили, но кое-где встречались свежие заструги, которые приходилось штурмовать с разгону, и не всегда удачно: и шофёру, и пассажирам приходилось шуровать лопатой. Пассажиры бухтели, недовольные такой затяжною поездкой, а Серьга, тот напротив, был доволен – ничего хорошего там, куда он ехал, не предвиделось.

В посёлке уже знали о происшествии, причём вся эта история успела обрасти такими слухами, что бабка, у которой он квартировал, сильно изумилась, когда увидела живого квартиранта.

– А мне сказали, ты, милок, утоп! – прошептала старуха, крестясь.

– Нет, – утешил Серьга. – Оно не тонет…

Самокритика эта прозвучала довольно серьёзно. На него навалилась тоска и печаль: «паровоз» утопил, человека угробил; какой бы ни был, но человек. Серьга хотел выпить и забыться, но по горькому опыту знал – потом будет ещё хуже. Надо на трезвую голову пережить всю эту дребедень. Хорошо бы уехать куда-нибудь на самую далёкую делянку, зарыться в косматую хвойную глушь и на пару с волком от тоски повыть.

Размышляя на эту тему, он переоделся и пошёл на работу. Мужики в гараже его встретили – кто с сочувствием, кто с затаенным злорадством: «Добегался, красавчик, допрыгался!».

Завгар по прозвищу Гар Гарыч – постоянно гаркал на мужиков – едва не с кулаками набросился на бедолагу.

– Ты чо наделал? Я тебя под суд…

– Правильно, – равнодушно согласился парень. – Сначала под суд, а потом под расстрел.

– Ты не умничай! – Завгара больше всего разозлило странное спокойствие парня. – Зачем ты сел на трактор? Кто тебя просил?

– Свояк твой. Бракодел несчастный.

– Какой бракодел? Чо ты гонишь?

– У твоего свояка, – стал рассказывать Серьга, – баба дочку родила, вот он и попросил машину из сугроба выдернуть.

– Допустим. – Гар Гарычу крыть было нечем. – А в Раскаты зачем попёрся?

– А вот это не твоё собачье дело.

Завгар побагровел – никогда ещё с ним Серьга так не разговаривал.

– Чо? Как ты сказал? Я не расслышал.

– Ни чо! Пыль с ушей надо смахивать…

– Ты зубки-то мне не показывай, а то я их могу пересчитать! – Гар Гарыч кулаком шарахнул по столу, будто кувалдой. – Что? За Люськой решил приударить? Ты у меня за всё ответишь, сучий потрох! Я тебе такую Люську покажу…

Серьга слушал, слушал, сидя в прокуренной коморке у завгара. Поднялся, подошёл к столу.

– А может, тебя тоже утопить? Как трактор, или как Муму. Мне ведь это запросто. Семь бед, один ответ.

Завгар, здоровенный бычина, растерялся, глядя парню в глаза – необычайно глубокие, невыразимо печальные.

* * *

Ясные зори стояли до самой середины декабря. Мороз давил, да так, что люди лишний раз носы на улицу не высовывали, даже за ёлками в бор не спешили. Потом отпустило немного. В синем, выстывшем небе облака полосками потянули своё волокно – это значит, к теплу. Ярким солнцем, вынимающим слезу, снега заполыхали в полуденной округе.

Прошёл почти месяц, прежде чем Серьга снова приехал в Раскаты. (Трактор, поднятый со дна, долго пришлось ремонтировать, потом направили в тайгу на лесосеку).

Люся Белозёрова встретила его с какой-то тихой, потаённой радостью.

– А где парнишка? – громко с порога спросил Ярославцев. – Спит.

Серьга на шёпот перешел. – А я привёз вам ёлку. – Вот спасибо. А где?

– Там, в сенях. – Он покашлял в кулак. – Ты извини, что я так поздно.

– Ну, что же теперь? Проходи. Он робко потоптался у порога.

– Я только что с делянки. Понимаешь?

– Понимаю. Проходи. Есть будешь?

Парень улыбнулся – широко и нежно. – Не заработал ещё.

– Как это?

– Пойду, пока светло, штакетины поправлю возле ворот, снег со двора покидаю…

– Да ладно, потом.

– Потом суп с котом.

– Почему? – Хозяйка улыбнулась. – Суп у меня с курицей. Серьга засмеялся, выходя во двор.

Вечер был морозный, тихий – даже на другом краю села слышно, как хрустят шаги запоздалого какого-то шагальщика. Луна, уже почти полная, медленно вспухала над тайгою, над берегом. Снега, разгораясь голубовато-холодным огнём, сияли на десятки, а может быть, на сотни километров завьюженной матушки-Сибири. Воробьи под застрехи прятались, негромко переговариваясь о чём-то перед сном. Сахаринки изморози витали в воздухе, сластили на губах.

Вернувшись в избу, парень долго молчал. Сидел, кулаками похрустывал под столом. Потом поднялся, глядя женщине в глаза.

– Люся! Давай-ка, выходи за меня замуж!

Ресницы у хозяйки вздрогнули.

– Что? – Она улыбнулась. – Прямо сейчас?

– Я серьёзно! – Серьга подошёл и взял её за плечи. – никому ещё не предлагал. Ну, честно. Всё будет путём. Усыновлю парнишку. Без проблем. Я сам детдомовский – не сладко без отца. Ну, что молчишь? Не нравлюсь, так и скажи.

Пауза вышла томительной, мучительной. – Нравишься, – тихо призналась женщина. Крепкой ладонью Серьга погладил её по голове. – Ну, вот и всё. Замётано.

Женщина вздохнула, глядя куда-то на реку, мерцающую белыми лунными зайцами.