Ромашки

Подняв на мужа взгляд, почувствовала неладное. Что-то в голосе супруга было чужим. То ли интонация, то ли тембр. Не знаю. Но казалось, что разговариваю с совсем незнакомым мне человеком. Поежившись, попыталась смягчить ситуацию.

— Да, прости меня. Не думала, что так получится. Просто день выдался тяжёлым, немного устала.

— Настолько, что даже мужа поцеловать не можешь?

Пересилив усталость, встала с постели и подошла к Леше. Приблизившись к его губам, тут же уловила резкий запах алкоголя и, борясь с подкатившим к горлу комом, постаралась, как можно непринуждённей, его поцеловать.

— И это всё?

Усмехнувшись, спросил он, когда я, оторвавшись от его губ, сделала шаг назад. Прежде мне не приходилось видеть его в нетрезвом состоянии, поэтому не знала, что ему отвечать. И как себя вести, чтобы не вызвать злость. Я не могла дать ему то, чего он хотел. Это было слишком рискованно. Но и сказать "нет" тоже не могла.

— Язык проглотила? — после затянувшейся паузы поинтересовался он, начав своё наступление. Он шёл на меня медленно, подобно хищному зверю, а я также медленно пятилась назад, совсем не скрывая страха в своих глазах. — Моя малышка решила в кошки-мышки поиграть? — ледяной цепкий взгляд будоражил кровь. А самоуверенная ухмылка заставляла дрожать всем телом.

Дойдя до кровати, я вынуждена была остановиться. Алексей подошёл вплотную и, поддев указательным пальцем мой подбородок, заставил посмотреть в свои глаза.

— Поцелуй меня так, чтобы не осталось сомнений в твоей любви, — попросил он, разглядывая моё лицо.

— Леш, мне надо кое-что сказать, — собрав всю свою храбрость, ответила я, и тут же пожалела об этом. Не церемонясь, он толкнул меня на кровать и, раздвинув ноги, навис сверху.

— Я не просил тебя говорить. Я попросил поцеловать. — угрожающе тихо, прошипел он, надавливая всем своим весом на округлившийся живот. — Но ты даже этого сделать не можешь.

Я по инерции уперлась руками в широкую грудь, пытаясь удержать Лешу на расстоянии. Но он одним ловким движением перехватил их, заломив над головой. Другой рукой распахнул полы атласного халатика и тут же впился зубами в сосок, вынуждая закричать от резкой боли.

— Вот так, кричи, сладкая. Кричи для меня. Я хочу слышать, как тебе хорошо.

Вожделенно проговорил он, продолжая издеваться над моей грудью. Задергавшись, стала просить остановиться. Но все мои жалобные всхлипы только сильнее его заводили.

— Лёш, пожалуйста, не надо. Не делай этого. Мне нельзя. Я не хочу.

Слёзно умоляла я, крича все, что приходило в голову. В какой-то момент, потеряв над собой контроль, вырвала руки и стала бить Алексея по голове, за что получила хлёсткую пощечину. В ушах зазвенело. И на мгновение показалось, что сейчас потеряю сознание, но уже в следующую секунду, услышав треск расстёгивающейся молнии, задергалась с новой силой, движимая страхом потерять ребёнка.

— Не надо, пожа… — хотела было закричать, но сильная ладонь, сдавившая горло, заставила замолчать.

Вцепившись пальцами в запястье мужа, почувствовала, как от нехватки кислорода, темнеет в глазах. Я не могла больше сопротивляться или кричать. Единственное, на что хватило сил это в последний раз открыть глаза, чтобы запечатлеть в памяти обезумевший взгляд до боли любимых глаз.

***

В тот день очнулась в белых стенах холодной палаты. Открыла глаза, и весь пережитый ужас, пронеся перед ними, как калейдоскоп страшных картинок. Рука сама протянулась к животу, а за нею и взгляд. А потом раздирающий тишину крик разорвал тишину в клочья:

— Нет, нет, нет… — завопила я, увидев плоский живот. — Где мой малыш? Где моя крошка?

Хватаясь за волосы, истерила я, не желая верить в то, что её больше нет. Агрессивные припадки мужа показались "цветочками", в сравнении с тем ужасом, который испытала сейчас. Хотелось умереть на месте. Самоуничтожиться, чтобы не чувствовать ту острую боль, которая острыми коготками пронизывала каждую клеточку моего тела. Задыхаясь в громких рыданиях, я проклинала себя за то, что не смогла уберечь. А Алексей за то, что не прикончил сразу. Он должен был меня убить. А я должна была умереть. Задохнуться. Но осталась жива, подписав себе приговор на всю оставшуюся жизнь — медленно умирать от воспоминаний этого дня. От потери, которую никогда не смогу себе простить.

— Малышка, моя девочка. Она должна была жить, должна была…

Продолжала кричать я, когда чьи-то холодные пальцы схватили меня за плечи и стали резко трясти.

— Аля. Девочка, очнись. — Голос был до боли знакомым, но из-за пережитых эмоций трудно было сконцентрироваться и понять, кому он принадлежал. — Посмотри на меня, Аля, посмотри.

Мольба была настолько искренней, что я, обмякая в чужих руках, всё-таки поддалась и, замолчав, приоткрыла дрожащие от слез веки. Надо мной стоял Константин Михайлович. Он смотрел на меня сочувствующим взглядом, отчего стало ещё хуже. Схватив его за рукава халата, я, превозмогая боль, привстала и у самого его лица прошептала:

— Это он убил мою девочку… Он…