Ромейское царство

Несмотря на тяжкую, страшную угрозу отлучения от Церкви, то есть изгнания из общины верующих и обречения души грешника на вечные муки, все равно находились те, кто, кто будучи христианами, клялись языческими клятвами. Во многих местах под именем святых по-прежнему чтили языческих богов, местных покровителей, священные деревья, подобные упомянутому выше Александру. На упреки духовных лиц в оправдание, не смущаясь, отвечали, что так поступали отцы и деды. К примеру, во время сбора винограда по привычке призывали бога Диониса и даже совершали ритуалы, которые напоминали античные Дионисии, хотя этот августовский праздник нового урожая винограда со временем стал ассоциироваться с празднованием Успения Богородицы, и в нем появилась церемония церковного благословения нового урожая винограда. Праздник летнего солнцестояния — самый долгий день в году стал ассоциироваться с днем Св. Иоанна Крестителя, что не мешало в этот день устраивать гадания, то есть заниматься запрещенной мантикой

. После Рождества варили нечто похожее на клецки из пшеничной муки «под предлогом чествования родов непорочной Девы Марии», на что в конце VII в. пеняли постановления Пято-Шестого Трулльского собора. Эти же суровые правила накладывали шестилетнюю епитимию в виде запрета Святого Причастия на поразительно тривиальные случаи, — на тех, кто консультировался у предсказателей, гадателей, покупал амулеты, «показывал медведей или иных животных с целью обмана простодушных», танцевал любые танцы, и уж тем более танцы в честь языческих богов, носил маски-личины комического, трагического или сатирического характера, совершал трансвеститские действия, зажигал в новолуние огни перед домами и эргастириями и прыгал через костры, или хотя бы «завивал волосы в целях соблазнения».

Араб, посетивший в IX в. Константинополь, вспоминал о забавном с его точки зрения обычае использования константинопольцами лошадей, чтобы с их помощью узнать о результате военной операции в далеких краях: «Их вводят в церковь, где подвешены уздечки. Если лошадь берет уздечку ртом, люди говорят: „Мы одержали победу в краю ислама“. [Иногда] лошадь подходит, нюхает уздечку, возвращается назад и больше не приближается к ней. Тогда люди, по-видимому, уходили мрачные, охваченные предчувствием поражения».

Правда, случались вещи и похуже — вовсе нечестивые жертвоприношения, в том числе человеческие. Так, в 580 г. Константинополь всколыхнул скандальный процесс по обвинению Патриархов Григория Антиохийского и Евлогия Александрийского не просто в язычестве, а в принесении ночью в жертву мальчика. И это при том, что ужасное подозрение падало на высших иерархов Церкви.

В начале VIII в. при осаде арабами Пергама, отчаявшиеся осажденные, запертые в городе, по совету одного колдуна, схватили женщину с новорожденным ребенком, рассекли их на куски и бросили в кипящий котел. Воины окунали в котел свои перчатки в уверенности, что их оружие и они сами будут заколдованы силой этого бесовского обряда.

* * *

Еще одной своеобразной стороной «гражданской веры» являлось отмеченное выше увлечение ромеев, причем из всех слоев общества, мантикой — гаданиями по частям тела, на ячмене, по полету и крику птиц, особенно орлов, ворон, сов, петухов, и толкованием примет, епискепсисов — знамений, предзнаменований. К примеру, карканье ворона устойчиво воспринималось верующими ромеями как предвестье несчастья или даже смерти. В одной из хроник повествуется, что разграбление Кипра мамелюками в 1425–1426 гг. было предвозвещено пением петуха. В гадательном плане рассматривались даже такие явления в теле человека, как зуд в руках, чиханье, дрожь глаз и ушей. Отсюда становится понятным, почему василевс Лев VI Мудрый (886–912 гг.) советовал стратигу немедленно успокаивать стратиотов, если кто-либо чихнул во время построения. Ну и уж совсем плохого следовало ожидать, если, как писал историк Прокопий Кесарийский, свидетель византийских войн VI в., армейские знамена, будто сами собой поворачивались с запада на восток и тут же возвращались в прежнее положение.