Ромео во тьме

Сожительство с мужчиной было для него приговором, равносильным пожизненному заключению или неизлечимой болезни, но Ромео привязался к Доминику как собака. Кроме того, где-то глубоко внутри он понимал, что однажды ему все равно придется чем-то отплачивать Мэйзу за добрые дела.

В конце концов, Ромео пришел к выводу, что он никогда не сможет это принять, но смириться с этим ему придется.

Он не помнил ничего того, что происходило прошлой ночью?

Так кто сказал, что ему нужно будет помнить события всех последующих?…

Из любой ситуации есть выход.

Хоть какой-нибудь.

В дверь ванной постучали, и послышался голос Доминика:

– Ты как там?

– Все нормально. Не смей заходить!

– Не бойся. Ты уверен, что все в порядке?

– Абсолютно.

– Тогда собирайся, сегодня мы возвращаемся в Лос-Анджелес. Хватит здесь сидеть, дела не ждут. Съездим к тебе домой? Ты хочешь забрать оставшиеся вещи, попрощаться с матерью? Ты еще долго сюда не попадешь.

– Скажи мне, как мы вообще попали сюда?

– Бог мой, ты и этого не помнишь? Прилетели вчера рано утром.

– Я ходил к матери?

– Нет, но собирался это сделать сегодня. Я же тебе говорил, что она рассталась с Люциусом, ждет тебя…

– Ты поедешь со мной?

– Да… если хочешь.

– Нет, не хочу! Я поеду один. Мне надо побыть одному.

– Хорошо. Поезжай один. Я тогда успею утрясти еще кое-какие дела. Только не задерживайся.

Когда Ромео вышел из ванной, его глазам снова предстал лощеный бизнесмен. Доминик выглядел роскошно в черном костюме в тонкую полоску, идеально причесанный и источающий свой необыкновенный аромат. Он вполне мог бы сыграть в кино какого-нибудь героя. Ромео ощутил приступ тошноты от его совершенства, от внезапного осознания собственного бессилия. Ему захотелось убить его, воткнуть серебряный нож в его проклятый шрам по самую рукоять, чтобы он весь истек кровью! Но он лишь сдавленно всхлипнул.

– Если хочешь, – задумчиво глядя на Ромео, произнес Доминик, – у тебя есть возможность уйти. Я сказал, что насилия себе не позволю. Если ты уйдешь, ты уйдешь навсегда, и я не стану тебя преследовать.

Он взял со стола свой черный портфель и направился к двери. Уже у выхода он обернулся.

Я… – он помешкал пару секунд, потом выдохнул: – Буду жалеть, если ты уйдешь.

Он порывисто развернулся и вышел, захлопнув дверь. В кармане пиджака его звонил телефон.

Ромео остался стоять на прежнем месте.

3.

Ничего себе выбор ему предложил Мэйз ! Он прекрасно знал, что Ромео уже не мог уйти. Ему некуда было идти. Кому он был нужен в этом огромном чужом городе? К кому ему было идти? К матери? После того, что на его глазах произошло между Люциусом и его матерью, была ли у него мать? Стоило Ромео вспомнить об этом, как перед глазами тотчас снова возникла та безобразная сцена, которая проложила бездонную пропасть между ними.

Гнев и обида снова и снова жгли его глаза подступившими слезами. «Предательница! Подлая и лживая!» Он собирался идти к ней? Она рассталась с Люциусом. Пойдет ли он к ней? Слушать ее оправдания? Какой в этом смысл? «Может быть, стоит сходить?» Поздно!

Сейчас он ненавидел всех. «Она моя мать, она помогла бы мне». Ненавидел всех, кого только знал. « Она? Помогла бы? Ну, нет! Она бы только посмеялась. Все! Все мне противны!» «Она ждет тебя!» «Пошли ко всем чертям! И вы первый, хренов господин Мэйз!»

А сам он? А что он?

Если бы только вспомнить, что было вчера!

«Нет!» – От этой мысли у него чернело в глазах. Нет, на самом деле он ни за что не хотел знать, что было вчера. Слой несмываемой грязи, который в воображении Ромео покрывал все его тело, не позволил бы ему приблизиться к тем немногим, кому он еще оставался дорог. К той же матери, если бы он все-таки поборол сомнения и решил вернуться. К Орландо…

Но, позвольте, ведь именно Орландо познакомил его с Мэйзом. Получается, что во всем виноват именно он! Ведь не мог же он не знать о причудах своего бывшего любимого студента?

Ромео метнулся обратно в спальню и стал торопливо одеваться.

Сейчас!

Сейчас же он пойдет к Роуду и все выяснит. Выскажет все о том омуте унижения, в который тот его швырнул, когда в один прекрасный солнечный день подвел его к незнакомому мужчине на скамейке!

4.

Господь стремительно шагал по темной галерее. Он озарял ее своим ослепительным сиянием, и его твердые шаги оглушительными раскатами разносились под стрельчатыми сводами.

Галерея, этот длинный прямой тоннель, начиналась на Сумеречном Краю Райского сада, и вела к Роковой Черте, от которой круто вниз, в бесконечность, уходила исполинская винтовая лестница, которая спускалась в самые недра Огненной Геенны.

Он шагал, не замечая того, что райские духи и ангелы, что обычно следовали за ним по пятам, все отстали, в страхе. Он не замечал, что с деревьев, до конца мироздания вросших в древние стены галереи, срывались сухие, мертвые листья, и вихри, которые поднимались от его развевающегося платья, кружили их в последнем танце, перед тем как навечно опустить на потрескавшиеся плиты пола.

Брови Господа были нахмурены. Слишком уж часто ему приходилось проходить по этому тоннелю, в вотчину его брата.