Рон Уизли и Узник Азкабана (СИ)

   Хагрид чиркнул пальцем по шее и с плачем рухнул на стол.

   -- Может, Дамблдор поможет? -- вслух подумал Гарри.

   -- Он и так мне очень помог. А у него самого забот полон рот: эти дементоры, Сириус Блэк...

   я и Гермиона взглянули на Гарри. надеюсь он не будет сейчас выспрашивать Хагрида о Блеке.

   -- Хагрид, нельзя сдаваться, -- твердо сказал он. -- Гермиона права, надо хорошенько продумать защиту. Мы будем свидетелями...

   -- Я где-то читала о суде над гиппогрифом, его тоже раздразнили, и он напал на обидчика, -- задумалась Гермиона. -- Того гиппогрифа оправдали. Обязательно найду этот случай.

   Хагрид только громче зарыдал. Гарри с Гермионой обернулись ко мне. мда и что мне делать? ладно что там мама делала?

   -- Заварю-ка я чаю, -- сказал я. Гарри вытаращил глаза.

   -- Мама всегда предлагает чашку чая, когда кому-нибудь плохо, -- развел руками я.

   Наконец, выслушав многочисленные заверения о помощи и увидев перед собой кружку горячего чая, Хагрид высморкался в платок размером с добрую скатерть и сказал:

   -- Все правильно. Нечего раскисать... надо взять себя в руки...

   Огромный волкодав Клык застенчиво вылез из-под стола и положил морду Хагриду на колени.

   -- И чего я расквасился? На себя не похож -- Хагрид погладил Клыка по холке, потрепал за ухо. -- Сам не свой последнее время... беспокоюсь о Клювике, да и уроки мои никому не нравятся...

   -- Нам очень нравятся! -- соврала Гермиона.

   мне они совсем не нравились, но не расстраивать же лесничего.

   -- Отличные уроки, -- поддакнул я. -- Как, кстати, поживают флоббер-черви?

   -- Все передохли, -- сник Хагрид. -- Салата объелись.

   -- Бедные... -- У меня от сдерживаемого смеха затряслись губы.

   -- Да еще эти дементоры... мороз по коже. -- Хагрида передернуло. -- Как иду в "Три метлы" промочить горло, каждый раз их вижу. Как в Азкабан вернулся.

   Хагрид умолк и отхлебнул чаю. Гарри, я и Гермиона затаили дыхание: Хагрид впервые упомянул о заключении в волшебной тюрьме.

   -- А в Азкабане страшно? -- осторожно спросила Гермиона.

   -- Еще как! -- Хагрид глядел в одну точку. -- Другого такого места во всем свете нет. Я думал, с ума сойду. В голове всякие ужасы вертелись... все вспоминал, как меня выгнали из школы... как умер отец... как я отпустил Норберта...

   На глазах у него опять выступили слезы. Норбертом звали дракончика, которого Хагрид выиграл в карты.

   -- Посидишь там и забываешь, кто ты, зачем живешь. Я все мечтал, помереть бы, пока сплю... А потом меня выпустили. И я будто снова родился, все вокруг новое, лучший день в жизни. А дементоры-то меня отпускать не хотели.

   -- Ты же был не виноват! -- с удивлением воскликнула Гермиона.

   Хагрид горько усмехнулся.

   -- Им-то что? Им нужно пару сотен заключенных, а кто виноват, кто нет, их это не трогает. -- Хагрид молча уставился в чашку, потом тихо прибавил: -- Хотел я было отпустить Клювика... пусть бы себе улетел... да как ему втолкуешь, что надо улепетывать? Да и закон страшно нарушить... как бы опять... -- Хагрид поглядел на Гарри, меня и Гермиону полными слез глазами. -- Не хочу обратно в Азкабан.

   Хотя вечер у Хагрида был не очень веселый, все же он оказал на Гарри то действие, на которое я с Гермионой рассчитывали. Гарри теперь лишь изредка вспоминал Блэка и ревностно взялся готовить оправдательную речь для суда над гиппогрифом.

   На другое утро мы отправились в библиотеку, принесли оттуда по охапке книг и в пустой гостиной засели за поиски. Весь день мы сидели у пылающего камина, перелистывая пыльные тома страницу за страницей в надежде найти похожий случай. Книги были полны отчетов о знаменитых судах над опасными чудовищами. Время от времени кто-нибудь из нас говорил:

   -- Вот тут есть кое-что. В тысяча семьсот двадцать втором был случай... правда, гиппогрифа признали виновным и казнили, вот, поглядите...

   -- А вот это, пожалуй, подойдет: в тысяча двести девяносто шестом на кого-то напала мантикора, ее оправдали и отпустили на волю... ой, нет, не годится: ее все боялись и потому отпустили...

   Замок тем временем прихорашивался к Рождеству, несмотря на то что любоваться волшебными украшениями было почти некому. В коридорах висели гирлянды остролиста и омелы, щели и прорези доспехов сияли таинственным светом, а в Большом зале, как обычно, поблескивали золотыми звездами двенадцать огромных елок. По замку поплыли ароматы праздничных яств, и в сочельник даже Паршивец высунул нос из моего кармана: так вкусно пахло.

   Рождественским утром я кинул в Гарри подушкой, и он проснулся.

   -- С Рождеством тебя! Смотри, прибыли подарки.

   Гарри сощурился и потянулся за очками, на полу у кровати в полутьме спальни высилась куча коробок. я уже разглядывал свои подарки.

   -- Еще один свитер от мамы... как всегда, темно-бордовый... Тебе она тоже наверняка прислала...

   Гарри отодвинул все свои коробки и я увидел на полу длинную плоскую коробку.

   -- Что это? -- бросил я любопытный взгляд.

   -- Не знаю...

   Гарри раскрыл подарок, это была чудесная новенькая метла. я выронил носки и спрыгнул с кровати.

   -- Вот это да! -- я даже охрип от восхищения. это же молния! кто ему её прислал?