Рославлев, или Русские в 1812 году

Едва он успел сделать несколько шагов, как ему послышались в близком расстоянии смешанные голоса; сначала он не мог ничего разобрать и не знал, должен ли спрятаться или идти навстречу людям, которые, громко разговаривая меж собою, шли по одной с ним дороге. Вдруг ясно выговоренный немецкой швернот[94] раздался от него в двух шагах, и кто-то повелительным голосом закричал: «Allons, sacristie! en avant!»[95] Рославлев кинулся в сторону, но было уже поздно: из-за кустов показалась целая толпа неприятельских мародеров.

– Гальт![96] – закричал высокой баварской кирасир, прицелясь в него своим карабином.

Человек двадцать солдат разных полков и наций окружили Рославлева.

– Господа! чего вы от меня хотите? – сказал Рославлев по-французски, – я бедный прохожий…

– Бедный? – заревел на дурном французском языке баварец, – а вот мы тотчас это увидим.

– Вы все бедны! – запищал итальянской вольтижер[97], схватив за ворот Рославлева. – Знаем мы вас, господа русские – malledeto![98]

– Тише, товарищи! – сказал повелительным голосом французской гренадер, – не обижайте его: он говорит по-французски.

– Так что ж? – возразил другой французской полупьяный солдат в уланском мундире, сверх которого была надета изорванная фризовая шинель. – Может быть, этот негодяй эмигрант.

– В самом деле? – перервал важным голосом гренадер. – Прочь все! Посторонитесь! Я допрошу его.

– Рег dio sacrato![99] Что это? – вскричал итальянец, – на этом еретике крест.

– Так он не француз? – сказал с презрением солдат в фризовой шинели.

– Да ещё и золотой! – продолжал итальянец, сорвав с шеи Рославлева крест, повешенный на тонком шнурке.

– Оставишь ли ты его в покое? Sacre italien![100] – вскричал гренадер, оттолкнув прочь итальянца.

– Не бойтесь ничего и отвечайте на мои вопросы: кто вы?

– Московский мещанин.

– Вы русской?

– Да!

– Отчего вы говорите по-французски?

– Я учился.

– Хорошо! это доказывает, что вы уважаете нашу великую нацию… Тише, господа! прошу его не трогать! Не можете ли вы нам сказать, есть ли вооруженные люди в ближайшей деревне?

– Не знаю.

– Не знаешь? Доннер-веттер![101] – заревел баварец. – Как тебе не знать? Говори!

– Я шёл все лесом и ни в одной деревне не был.

– Он лжет! – закричал итальянец. – Прикладом его, согро de dio![102] так он заговорит.

– Тише, господа! – перервал гренадер. – Этот варвар уважает нашу нацию, и я никому не дам его обидеть.

– В самом деле? – сказал баварец. – А если я хочу его обижать?

– Не советую.

– Право? Да что ж ты этак поговариваешь?.. Уж не думаешь ли ты, что баварской кирасир не стоит французского гренадера?

– Как? чёрт возьми! Ты смеешь равняться с французским солдатом?.. Се miserable allemand![103] Да знаешь ли ты?..

– Я знаю, что должен повиноваться моему капитану, но если всякой французской солдат…

– Да знаешь ли ты, животное, что такое французской гренадер? Знаешь ли ты, что между тобой и твоим капитаном более расстояния, чем между мной и баварским королем?

– Что, что?

– Да! такой болван, как ты, никогда не будет капитаном; а каждый французской гренадер может быть вашим государем.

– Хоц таузент!..[104] Да это как?

– А вот как: мой родной брат из сержантов в одну кампанию сделался капитаном – правда, он отнял два знамя и три пушки у неприятеля; но разве я не могу взять дюжины знамен и отбить целую батарею: следовательно, буду по крайней мере полковником, а там генералом, а там маршалом, а там – при первом производстве – и в короли; а если на ту пору вакансия случится у вас…

– Правда, правда – il a raison![105] – закричали все французские солдаты.

– Ну, немецкая харя! – продолжал гренадер, – понял ли ты теперь, что значит французской солдат.

Баварец, закиданный словами и совершенно сбитый с толку, не отвечал ни слова.

– Господа! – сказал гренадер, – не надобно терять времени – до Москвы ещё далеко; ступайте вперёд, а мне нужно кой о чем расспросить по секрету этого русского. Allons, morbleu avancez donc![106]

Вся толпа двинулась вперёд по дороге, а гренадер, подойдя к Рославлеву, сказал вполголоса:

– Не бойтесь!.. Француз всегда великодушен… но вы знаете права войны… Есть ли у вас деньги?

– Я охотно отдам все, что у меня есть.

– Не беспокойтесь! – продолжал гренадер, обшаривая кругом Рославлева, – я возьму сам… Книжник!.. ну, так и есть, ассигнации! Терпеть не могу этих клочков бумаги: они имеют только цену у вас, а мы берем здесь все даром… Ага! кошелек!.. серебро… прекрасно!.. золото!! C'est charmant! Прощайте!

– Лавалер!.. Ну что ж ты? – сказал французской улан, идя, навстречу к гренадеру. – Ты один знаешь здешние места – куда нам идти?

– Все прямо.

– Да там две дороги.

– Не, может быть.

– Когда я тебе говорю, что две…

– Да это оттого, что у тебя двоится в глазах.

– Неправда. Вот, например, я вижу, что на этом русском только, одна, а не две шинели, и для того не возьму её, а поменяюсь. Мой плащ вовсе не греет… Эге! да это, кажется, шуба?.. Скидай её, товарищ!

Рославлев повиновался; улан сбросил с себя фризовую шинель и надел его сибирку.