Рославлев, или Русские в 1812 году

– Православные? – продолжал он, – послушайтесь меня, старика: чтоб не было оглядок, так не лучше ли его хорошенько допросить?

– Да, скажет он тебе правду, дожидайся! – перервал лысый старик.

– Погодите, братцы! – заговорил крестьянин в синем кафтане, – коли этот полоненник доподлинно не русской, так мы такую найдем улику, что ему и пикнуть неча будет. Не велика фигура, что он баит по-нашему: ведь французы на все смышлены, только бога-то не знают. Помните ли, ребята, ономнясь, как мы их сотни полторы в одно утро уходили, был ли хоть на одном из этих басурманов крест господень?

– Ни на одном не было, Терентий Иваныч! – отвечал сотник, – я сам видел.

– Так и на этом не будет, коли он француз; а если православный, так носит крест – не правда ли?

– Правда, Терентий Иваныч, правда! – повторили все присутствующие. – Так давайте же его сюда. Посмотрим, есть ли у него на шее-то отцовское благословление?

Два крестьянина, вооруженные топорами, ввели Рославлева в избу.

– Ваня! – сказал Терентий одному из них, – расстегни-ка ему ворот у рубахи – вот так!

– Что вы делаете, ребята? – перервал Рославлев. – Я точно русской!

– Ладно, брат! увидим-ста, русской ли ты. Ну что, Ваня, есть ли на нем крест? – спросил сотник.

– Не, Пахомыч! – ни креста, ни образа!

– Видите, православные! – сказал рыжий Ерема.

– Чего же вам ещё?

– В колодезь его! – завопили почти все крестьяне.

– Послушайте, братцы! – вскричал Рославлев, – видит бог, на мне был крест, да меня ограбили французы.

– Что с ним растабарывать! – подхватил сотник. – Тащите его! в колодезь!

– Да что вам дался колодезь? – перервал Ерема, – И так все колодцы перепортили. Много ли ему надобно? Эй, Ваня, что ты смотришь басурману-то в зубы? Обухом его!

– И то правда! – закричали другие мужики. – Пришиби его!

Один из крестьян, которые караулили Рославлева, вынул из-за пояса свой топор.

– Постойте, детушки! – перервал сержант. – Эк у вас руки-то расходились! Убить недолго. Ну, если его в самом деле ограбили французы?..

– И он действительно русской офицер? – примолвил семинарист.

– А это что? – вскричал Ерема, вынимая из бокового кармана Рославлевой шинели кошелек с деньгами. – Что, брат? видно, они тебя грабили, да не дограбили? Смотрите, православные! И деньги-то не наши.

– Эта шинель не моя, – сказал Рославлев. – Один из французов поменялся со мной насильно.

– А деньги-то дал впридачу, что ль? – закричал Ерема. – Ах ты, проклятый басурман! Что мы тебе, олухи достались? Да что с тобой калякать? Ваня! хвати его по маковке!.. Что ж ты?.. Полно, брат, не переминайся! а не то я сам… – примолвил Ерема, вынимая из-за пояса свой широкой нож.

– Погоди, кум, не торопись! – сказал Иван. – Послушай-ка, молодец: ты баишь, что с тебя сняли крест французы. Ну! а какой он был? деревянный или серебряный?

– Нет, золотой! – отвечал Рославлев.

– Ладно. А на каком он висел гайтане – на чёрном или красном?

– Нет, на зеленом шелковом снурке.

– Что, ребята, ведь он баит правду: вот и крест; я вынул его из кармана у одного убитого француза.

– Да поверьте мне, братцы! – сказал Рославлев, – я вас не обманываю: я точно русской офицер.

– И впрямь, православные! – примолвил Терентий, – уж не русской ли он?

– Точно русской! – подхватил семинарист.

– А если русской, – возразил отставной солдат, – так он изменник!

– Изменник! – повторил в негодованием Рославлев.

– Вестимо, изменник! – закричал Ерема. – Ради чего ты ехал с французским офицером – а?

– Мой товарищ также русской офицер, а нарядился французом для того, чтоб выручить меня из Москвы. 

– Эк с чем подъехал! На вас пошлюсь, православные: ну станет ли русской офицер петь эти басурманкие песни?

– Вестимо, не станет! – закричали крестьяне.

– Клянусь вам богом, ребята! – продолжал Рославлев, – я и мой товарищ – мы оба русские. Он гусарской ротмистр Зарецкой, а я гвардии поручик Рославлев.

– Рославлев! – повторил с необычайною живостию сержант. – А как звали вашего батюшку?

– Сергеем Дмитричем.

– Не припомните ли, сударь! где он изволил служить капитаном?

– Он служил капитаном при Суворове, в Фанагорийском полку.

– Ну, так и есть! – воскликнул с радостию сержант, вскочив со скамьи. – Ваше благородие! ведь батюшка ваш был моим командиром, и мы вместе с ним штурмовали Измаил.

– Слышите ль, братцы! – сказал семинарист.

– Слышим-ста! – отвечал Ерема, – да нам-то что до этого?

– Как что? – перервал сержант, – да разве сын моего командира может быть изменником? Ну, статочное это дело? Не правда ли, детушки?

Все крестьяне встали с своих мест, поглядывали друг на друга; один почесывал голову, другой пожимался; но никто не отвечал ни слова.

– Что это, братцы? – продолжал сержант, – неужели-то вы и мне, старику, верить не хотите?

– Верить-та мы тебе верим, – отвечал Ерема, – да ведь не все сыновья в отцов родятся, Пахомыч!

– Всяко бывает, конечно, – примолвил Терентий, – да ведь недаром же и пословица: недалеко яблочко от яблони падает. Ну, как вы думаете, православные?