Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

И вдруг вся эта незыблемая стабильность рушится буквально за несколько дней – Кровавое воскресенье 9 января 1905 года перевернуло русское общество. После этого началась череда восстаний, демонстраций, столкновений. Пролилась кровь мирных демонстрантов, но это означало, что проливать кровь могут всё, и пошло-поехало. Я читал специальную лекцию о 1905 годе и не буду сейчас на это отвлекаться, но за десять месяцев Россия преобразилась и из страны незыблемых основ абсолютизма превратилась в революционный бурлящий котёл, который, конечно же, актуализировал идею Учредительного собрания и Российской демократической республики.

С большим трудом, благодаря политической гениальности Сергея Юльевича Витте, удалось эту революцию, как бы сейчас сказал политолог, «канализировать», а её эксцессы и экстремы, такие как Московское восстание или восстание в Ост-Зейских губерниях, подавить силой. Тогда обошлось без Учредительного собрания, а 26 апреля 1906 г. была дарована Царём, конечно же от страха перед всеобщим бунтом, новая редакция Основных государственных законов, в которых и речи нет об Учредительном собрании, а оформлялось введение парламентаризма и принципа разделения властей в систему Российского государства.

Двухпалатный законодательный парламент и принцип разделения властей – это совсем не пятое колесо в телеге, а важнейший конструктивный элемент обновлённого Российского государства. Ни один закон и уж тем более бюджет (как тогда по-русски говорили – роспись) не мог обрести силу без принятия его нижней палатой парламента – Государственной Думой и верхней палатой парламента – Государственным Советом. Дума полностью, а Госсовет наполовину выбирался гражданами, но, конечно же, ни о какой «четырёххвостке» речи не было.

Выборы не были всеобщими, из них была исключена лучшая половина населения России – женщины и молодёжь до 25 лет. Из них были исключены военные, из них был исключён целый ряд народов России, в первую очередь народы Севера. Выборы не были прямыми. Для крестьян выборы были четырёхступенчатыми, для большинства горожан двухступенчатыми, и только самые богатые люди и жители самых крупных городов имели возможность выбирать своих кандидатов прямым голосованием. Выборы были тайными, но не вполне, потому что на первом уровне крестьянских выборов – волостном сходе было открытое голосование. И наконец, они были совершенно не равными, потому что на выборах был соблюден сословно-имущественный принцип, и один голос крупного землевладельца или богатого буржуа был равен сотням, если не тысячам голосов крестьян. Это было совсем не то, о чём мечтали народолюбцы. Но хотя это была совсем не «четырёххвостка», это был тот необходимый минимум избирательных прав, при котором парламент мог функционировать.

Выборы в Думу обнаружили удивительную вещь: подавляющее большинство русских людей не желает этой политической системы, оно не верит ей и не хочет её. Именно поэтому первые два созыва Думы царской администрации пришлось разогнать. Потому что они при всех ограничениях избирательных прав оказались тотально оппозиционными власти. И первая и вторая Думы сделали две вещи, невозможные ни для одного национального парламента: они потребовали национализации обрабатываемой земли и фактически изъятие её у всех, кроме крестьян, и передачи её тем, кто её реально обрабатывает, – это первая тема. И вторая тема – шла революция, лилась кровь, но депутаты потребовали амнистии всем террористам и всем революционерам, проливавшим кровь. Они оказались признавать систему военно-полевых судов, которая была введена Столыпиным. Революцию нельзя было подавить без военно-полевых судов. А кадеты и все партии левее кадетов голосовали против осуждения террора. Следовательно, парламент выступил за углубление революции. А революция – это свержение самодержавия. Кадеты говорили – пусть будет конституционная монархия, те, кто левее, говорили о республике. Но в любом случае, большая часть русского общества, даже так, я бы сказал, криво представленная в Думе, выступала против существовавшего, только что реформированного государственного порядка.