Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Но в то же время есть слой людей, который многое понимает и знает из-за того, что он образован, – это интеллигенция, и в то же время большей частью этот слой не очень богат и на себе чувствует социальную несправедливость, хотя, естественно, среди интеллигентов есть и вполне богатые люди. Этот слой думает, как же в такой ситуации изменить политическую систему, сделать её более справедливой. Изменить законным порядком, изменить так, как это принято в Англии, во Франции – на выборах, после агитации, после того, как будут распространяться газеты и листовки; привести к власти другую партию – так действовать невозможно, никаких выборов в России нет, все партии запрещены, и если и существуют, то нелегально.

Так что единственная возможность создать новую Россию – переучредить Россию, построить на месте абсолютной монархии демократическое государство. И среди интеллигенции, поскольку надо же о чём-то умным людям говорить за чашкой чая, или за рюмкой водки, или за бокалом шампанского – зависит от вкуса и социального круга, – идёт бесконечный разговор, что Россия должна быть конституционной монархией или республикой, унитарным или федеративным государством – по типу Франции или по типу Англии, или как в Соединённых Северо-Американских Штатах. Надо создавать что-то новое, а для этого и нужно Учредительное собрание. Учредительное собрание – это тот инструмент, который позволяет заново «учредить» страну.

И, конечно же, люди, которые об этом говорили, были достаточно юридически образованными, чтобы понимать, что такое народная легитимность. В той ситуации, когда единственный источник легитимности – Государь и понятно, что он ничего не сделает или, по крайней мере, ничего важного не сделает для демократизации политической системы, единственный другой источник легитимности, и намного более законный, с точки зрения народнических настроений практически всей интеллигенции, – это сам народ, это само общество. Сами люди России, и в первую очередь, естественно, огромный слой простых людей, – вот они должны все вместе, и образованные, и необразованные (понятно, что необразованных, не в смысле обязательно неграмотных – грамотность постепенно растёт, но некультурных, неинтеллигентных людей, их девять десятых народа), они все должны выбрать это Учредительное собрание законным образом.

Какие выборы законные – это уже другой разговор. Опять же об этом говорят за чашкой чая, об этом говорят в земских собраниях, и склоняются к тому, что это должна быть классическая «четырёххвостка». «Четырёххвостка» – русские люди любят такие хлёсткие определения. Слово «четырёххвостка» у всех на устах, у всех в уме. Когда говорили «четырёххвостка», сразу понимали, о чём идёт речь. Это правило выборов в то, гипотетическое, которое власть вовсе не собирается собирать, Учредительное собрание. Почему «четырёххвостка»? Потому что есть четыре принципа выборов в это собрание.

1. Выборы должны быть всеобщими, то есть не должно быть социальных групп, исключённых из этих выборов.

2. Выборы должны быть прямыми, то есть выбирают в это собрание кандидатов или партии, опять же есть разные электоральные модели: это будет мажоритарная система виндзорского типа или французская система с выборами по партиям, которая была принята в начале Третьей республики, но в любом случае это будут прямые выборы, когда избиратели прямо избирают кандидатов или партии в Учредительное собрание, никаких многоступенчатых выборов.

3. Это должны быть выборы тайные, то есть никаких поднятий рук, никаких выборов голосом, как это принято на народных сходах, хотя и там эта традиция постепенно утрачивается, даже земское собрание и земское самоуправление выбираются уже тайным голосованием.

4. И наконец, голосование должно быть равным, у одного человека должен быть только один голос.

Такова эта «четырёххвостка». Когда происходит революция 1905 года, все говорят, что эта революция должна завершиться Учредительным собранием, избранным по схеме «четырёххвостки».

В 1904 году всё ещё казалось совершенно незыблемым: какие-то студентики митингуют перед Казанским собором в Петербурге, где-то в Иваново-Вознесенске рабочие вывесили красный флаг. Всё это казалось почти всем малозначимой чепухой, бессильной суетой немногих недовольных. Страна незыблема и, казалось, совершенно неспособна к изменению. А мечты о свободе, об Учредительном собрании, избранном по «четырёххвостке», – это фантазии, как сказал молодой царь Николай Александрович – «бесплодные мечтания», вернее бы сказать – «бесплотные мечтания», мечтания, за которыми нет плоти общественной поддержки.