Россия 2020. Голгофа

Тайзиев рявкнул на охранников, и те поспешили к лестнице, спуститься вниз и заняться своими делами, какими положено, с ним остались только самые близкие. Полковник продолжил осмотр… В винтовку тоже попала пуля, и она разлетелась вдребезги, но ствол с интегрированным глушителем был цел… Конечно же «винторез», дорогое, «профессиональное» оружие, редко попадающее в случайные руки. С «винторезом» надо уметь работать, он хоть и считается снайперской винтовкой, но на деле это оружие для совсем не больших дальностей. У него дозвуковая, очень тяжелая и медленная пуля, и тот, кто привык к снайперской винтовке «драгунова», без серьезного переучивания на «винторез» точно стрелять не будет. На трупе не было никаких татуировок, по крайней мере, на руках и на заднице точно не было, и кожа была темная, такая, какая бывает у тех, кто приехал в республику из дальних, южных краев, а понять, была ли борода, было невозможно, потому что вместо головы была кровавая каша. Скорее всего, кто-то из не местных, кто там у себя в джамаате был снайпером, а здесь получил новую винтовку и не успел с ней подготовиться, просто решил применить уже имеющиеся навыки. И ошибся. Он подтащил к краю крыши рулон рубероида, залег и использовал его как опору для винтовки. Выстрелил… промахнулся, а еще один выстрел ему сделать уже не дали. И еще… он каким-то образом проник сюда, на крышу. Это возможно было сделать только со склада, по той же самой лестнице, по какой поднимался он… совсем не просто так там осталась леска. Просто так на склад не попадешь, там охрана, потому что на складе товар, а товар стоит денег. И это значит, что среди охранников есть тайно сочувствующие исламистам, а может быть, к делу причастна и дирекция рынка, то есть люди, которых он и ставил.

Ярость поднималась внутри мутной волной, и руки сами тянулись к автомату. Да… началось и здесь… зараза пришла сюда. В мусульманских странах, где поработала «Аль-Каида»… Да чего там мусульманские страны, взять наш Кавказ, Дагестан, Ингушетию, Чечню, ты не можешь быть уверенным в том, что твой сын, которого ты растил, не приведет в дом своих дружков-ваххабитов, чтобы зарезать отца [63]

. Потому что он верит, и его вера сильнее любви, сильнее семьи, сильнее кровных уз. А это конец народа. Народ, где отец не может повернуться к сыну спиной, обречен. Так русские, пройдя через Гражданскую войну, стали обреченным народом…

Полковник Тайзиев резко поднялся и сильным пинком сбросил тело моджахеда вниз с крыши, затем сам пошел к лестнице. Охрана поспешила за ним.

Дверь кабинета директора рынка он открыл пинком. Жестом приказал охране оставаться за дверью…

– Какого хрена ты не смотришь за тем, что происходит?! – начал он. – У тебя тут что, проходной двор? Может, половину товара уже вынесли, пока ты е…м щелкал?

– Клянусь Аллахом, Марат Каримович…

Тайзиев посмотрел в глаза директора, немолодого уже человека, поставленного на это место (точнее, оставленного на этом месте) за честность и сметливость, и кое-что понял. Конечно, его подцепили… на чем… да понятно на чем… дочь, внук, внучка… И этот немолодой татарин – ни разу проверка не показала, что он крысит, – оказался между молотом и наковальней. Тайзиев прочитал это в его глазах.

Он не сможет сделать так, как раньше. Пока существует этот страх, пока существует на татарской земле хоть один из подателей этого страха, так, как раньше не будет.

Когда он шел сюда, он не знал, что делать. Теперь знал.

– Наведи порядок! – резко сказал он, повернулся и вышел.