Россия 2020. Голгофа

Это произошло на одном из рынков, в изобилии разросшихся вокруг Казани. Они занимали здания, раньше использовавшиеся под торговые центры, но торговали по старинке. К каждому такому зданию была пристроена асфальтированная торговая стоянка, и вот на ней-то и устраивали базар, здание и находящиеся в нем закрытые помещения использовали как склады. Перестраивались торговать по-новому, как в начале девяностых. Если до смуты главным был быстрый оборот, покупали столько товара, сколько можно было продать, все вывешивали в зал, то сейчас торговцы предпочитали держать деньги в товаре. Что русский рубль, что татарский тэнге – валюта ненадежная, обесценивается с каждым днем. Гораздо надежнее держать деньги в товаре, он как раз дорожает. Вот и покупали целыми фурами, клали на склады, продавали расчетливо. За доллары или марки [60]могли продать все что угодно. За русские рубли уже с опаской и с надбавкой, за татарские тэнге не продавали практически ничего. Эти деньги вообще не любили и считали несерьезными: отпечатанные на каком-то из местных комбинатов, в полтора раза больше, чем обычные деньги, их называли «портянки», и подделывали все кому не лень…

В отличие от многих других Тайзиев имел на этом рынке целый ряд и торговал стройматериалами централизованно. У него были закупщики, которые ездили и смотрели, что где можно взять и купить, были реализаторы, которые занимались рынком и даже перекупали материалы у тех, кто не хотел тратить время на рынке и платить дань тем, кто его держал. Сам Тайзиев дань не платил по одной простой причине – в этом рынке он был в доле. У него слишком много было силы – хорошей, организованной силы, чтобы брать с него дань.

И вот он приехал на рынок, чтобы посмотреть, как идут дела, после вчерашнего разговора с людьми, «желающими купить его бизнес», он добавил в караван машин еще одну – пикап с крупнокалиберным пулеметом, до этого он «не дразнил гусей». Он вышел из своей бронированной «Тойоты», и была хорошая для осени погода, синее небо и играющее солнечными бликами на тонированных стеклах внедорожников и черных очках его людей солнце. И его люди сомкнулись возле него, а сам он сделал шаг и потом еще один шаг. А потом раздался звук, как будто кто-то по стеклу ударил молотком, и кто-то что-то заорал, а сам Тайзиев, который побывал в самых разных переделках в той, в другой жизни, закричал «Лежать!» и сам упал на землю. И все кричали, и кто-то начал стрелять – а потом оглушительно бабахнул, найдя цель – пристроенный на пикапе новенький пулемет НСВ «Утес», и люди начали разбегаться…

На крышу бывшего торгового центра, превращенного сейчас в склад, вела узкая алюминиевая неудобная лестница, и бывший полковник полиции едва не упал с нее, и на самом верху он заметил оборванную леску и понял, что здесь снайпер пристроил гранату на всякий случай, чтобы никто не поднялся, когда он «в цели» и может не услышать, как со спины к нему подойдут вплотную. Полковник Тайзиев выбрался на крышу, и один из его людей показал ему гранату, уже с отвинченным детонатором, обезвреженную. И полковник Тайзиев увидел, что это была не русская, а американская граната, «яблочко», которая могла появиться здесь только из одного источника…

[61]

На крыше валялись в беспорядке толстые листы рубероида, и частично развернутые, и свернутые, и был виден утеплитель, и полковник Тайзиев подумал, что если он останется жив в ближайшие дни, то поставит вопрос о ремонте и добьется, чтобы отремонтировали. Потому что цивилизованные люди берегут свои вещи, какими бы они ни были, и делают ремонт. Это варвары отнимают машину, убивают ее хозяина, ездят на ней как хотят, а когда ломается коробка, просто бросают на дороге и отнимают следующую. Полковник видел, как это делается, и не хотел, чтобы он сам и его люди, и его народ уподоблялись варварам.

Снайпер лежал на краю крыши, и у него не было головы, шеи и одной руки, потому что пулеметчик не сплоховал и попал в цель с первой очереди, а закрепленный на машине «Утес» с оптическим прицелом – отличное, очень точное оружие. Тут же толпились его охранники и охранники рынка, хотя многим из них делать тут было совершенно нечего. С безголового трупа уже сняли штаны, и трусов, конечно же, не было, глупо ожидать иного [62].