Как считает Е. В. Каменев, в результате анализ официальной российской пропаганды установлено, что в основу идеологического противостояния, начавшегося в 1806–1807 гг. и нараставшего в 1812–1815 гг., было положено обвинение Наполеона в безбожии, выдвинутое российскими идеологами и принятое Русской православной церковью. Производным от этого стал тезис о том, что Наполеон и есть воплощение сил зла, Антихрист. Противостояние России и Франции официальная пропаганда трактовала как «священную войну», как борьбу против врага христиан и имени Христова. Официальная мотивация войны оказала определенное влияние на сознание офицерства. Это подтверждается тем, что официальный образ Наполеона-Антихриста и образ Наполеона в сознании офицеров наделен сходными характеристиками. Не называя французского императора Антихристом, мемуаристы фактически подводят к этому значению, определяя Наполеона через дела его. Была воспринята религиозная трактовка войны как события, в ходе которого должен свершиться приговор Божественных сил над противником[152]
.Источники, содержавшие идеологические конструкции (Высочайшие манифесты, приказы военного командования, листовки, публицистические сочинения), были доступны офицерам. В тексты мемуаров переносятся прямые или скрытые цитаты из официальных документов. В основе уверенности офицеров в действенности молитвы, уверенности в божественной помощи, лежит категория «правда». Идея «праведной» войны, которые ведут русские, привела офицеров к уверенности в том, что Бог находится на стороне русских.
Следует сказать, что пропагандистский топос Наполеон-антихрист, Наполеон-демон присутствовал не только на «высоком уровне» пропаганды, но и на заниженном, он был представлен на Ростопчинских афишках: «Московский мещанин, бывший в ратниках, Карпушка Чихирин, выйдя из питейного дома, заговорил под орлом так: «…Полно демоном наряжаться, молитву сотворим, так до петухов сгинет»[153]
.Особым значением обладала поэтическая пропаганда, которая зачастую велась на очень высоком поэтическом уровне. Стоит вспомнить хотя бы знаменитое стихотворение Жуковского «Певец во стане русских воинов», а также стихотворение Н. М. Карамзина, приводимое ниже:
Итак, империя Наполеона в этом стихотворении сравнивается с адской державой, то есть с царством Антихриста. Апокалиптические мотивы, присутствующие в этом прекрасном стихотворении, очевидны. Прежде всего, это низвержение адской державы: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним (Откр. 12, 9). Следующий мотив – наступление утра; стоит вспомнить слова Христа в Апокалипсисе: Аз есмь звезда светлая и утренняя» (Откр.22? 16). Еще одна новозаветная аллюзия – из послания апостола Иоанна Богослова: «Тьма проходит, а истинный свет уже светит» (1 Иоан. 2, 8). Для дальнейшего развития наполеоновской темы большое значение имеет сюжет исчезновения тирана, как «безобразного сна», к которому мы еще вернемся.
Молодой Пушкин в пору своей лицейской юности находился под влиянием антинаполеоновского мифа, и это – не случайно: его отрочество совпало со страшной войной, где сражались, терпели раны и погибали братья лицеистов, и сами они хотели одного – попасть в действующую армию. В стихотворении «Была пора, наш праздник молодой» Пушкин описывает свой настрои и настроение своих соучеников:
В своих антинаполеоновских инвективах Пушкин отчасти следует поэтическим традициям Карамзина, которого он глубоко чтил. Вв «Воспоминаних в Царском Селе» он пишет:
Тема сна разовъется Пушкиным как в стихотворениях, посвященных Наполеону («Наполеон» (1821 г.), «Недвижный страж дремал» (1824), так и в «Борисе Годунове». К ней мы еще вернемся.