Россия и мусульманский мир № 12 / 2013

На ведущей же позиции в изучении происхождения древнерусской государственности сегодня, по моей оценке, оказались не антинорманнисты и не норманнисты, а приверженцы синтетического подхода, т.е. те, кто тщательно, на основе совокупности всех первоисточников, всей исследовательской литературы, как отечественной, так и зарубежной, методик разных общественных и гуманитарных наук, как и специальных дисциплин, выверяет и взвешивает соотношение собственно славянских, норманнских и византийских истоков и компонентов древнерусской государственности, формировавшейся на протяжении длительного исторического периода как до, так и после 862 г.

В качестве еще одного острого периода российской истории, в отношении которого развивается научный плюрализм, назову эпоху правления Николая II. На монопольную позицию здесь претендует апологетическая школа, кумиром которой остается Солженицын. Но это в основном публицисты, чурающиеся методик и приемов профессиональной историографии. Из крупных профессиональных историков к этой школе можно, на мой взгляд, отнести только Б. Миронова. Признавая его научные заслуги, не могу вместе с тем не отметить, что на концепции Миронова лежит отчетливая идеологическая печать (сам Миронов называет свою мировоззренческую концепцию «клиотерапией», призванной внушить людям исторический оптимизм, дать им духовное исцеление). Другие ведущие профессионалы раскрывали неспособность николаевской империи, даже притом, что ее премьером в период с 1906 по 1911 г. был П. Столыпин, устранить фундаментальные причины общественно-политического кризиса и предотвратить крах монархии и революцию.

Историографические дискуссии особенно остры применительно к революциям 1917 г., как Февральской, так и Октябрьской. Опять-таки отмечу, что среди тех, кто считает их «искусственными» и «рукотворными», явно преобладают публицисты и политтехнологи. Конечно, на их стороне великий Солженицын. Замечу, однако, что не менее великий Н. Бердяев при не меньшей, чем у Солженицына, нелюбви к Ленину и большевикам, утверждал, что «революция октябрьская и есть настоящая народная революция в ее полном прояснении». Фундаментальную причину революции Бердяев определял так: «Мир господствующих привилегированных классов, преимущественно дворянства, их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык, был совершенно чужд народу – крестьянству, воспринимавшему, как мир другой расы, иностранцев». Народ, а не мифические «иностранные агенты» в лице кадетов или большевиков сокрушил этих истинных, в его глазах, «иностранцев».

Позицию, созвучную концепции объективных причин краха николаевской России, высказал один из участников газетной дискуссии о Февральской революции: «История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. “Случайно” три революции и две проигранные войны – Русско-японская и Первая мировая… не происходят. Попытка объяснить Февральскую революцию в 1917 г. случайностью, мягко говоря, несостоятельна… Не доводите народ до крайностей – не будет революций!» («Российская газета», 30.03.2007). Плюрализм в рамках научной исторической субкультуры означает, что монополия на историческую истину в условиях академической свободы исключена по определению. Но это не означает, что консенсус по вопросу исторической истины вообще недостижим. Опыт зарубежных историографий, например американской, свидетельствует, что оппонирующие школы приходят к согласию по целому ряду значимых исторических проблем. Важным условием такого согласия является выработка определенной культуры научной дискуссии. Ее основа – не противоборство, а спор в форме диалога. Противоборство означает стремление к научной монополии, к дискредитации и устранению оппонента – соперника, а диалог предполагает взаимообмен научными результатами и дискуссию в целях совместного приближения к научной истине, что невозможно без восприятия у оппонента рациональных аргументов, выводов, достоверных фактов. Противоборство – «игра с нулевой суммой», а диалог – научное обогащение каждой стороны за счет убедительных аргументов и неопровержимых фактов оппонента, это приращение общего знания в интересах исторической науки в целом.