Это краткосрочное единство всех социальных групп против самодержавного режима естественным образом вырастало из их общей борьбы. Как и рабочие, общественность страны была лишена каких бы то ни было законных способов для выражения собственных политических взглядов. Более того, она была напрочь лишена возможности заявить о своих профессиональных заботах и материальных интересах. В течение 1890-х гг. и особенно после всплеска благотворительной деятельности во время голода в 1891 г. собрания профессиональных организаций стали обретать все более ярко выраженную политическую окраску. Врачи и учителя, к примеру, были крайне разочарованы тем, как низкий социальный статус крестьян и политика дискриминации против них тормозили внедрение государственных программ обучения и здравоохранения. Такое же недовольство господствовало и в земствах, призванных осуществлять все эти программы, в первую очередь среди так называемого «третьего элемента».
В 1901 г. для координации усилий земств и профессиональных организаций был образован Союз освобождения. Он вынужден был провести учредительный съезд в Швейцарии, но вскоре стал агитировать внутри России, чему способствовала война с Японией, обнажившая всю слабость монархического режима. Союз издавал памфлеты и проводил собрания, на которых все чаще и чаще звучали призывы заменить самодержавие конституционной монархией с парламентом, избранным на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.
Союз был либеральной организацией, однако обстоятельства вынудили его к тесному сотрудничеству с социалистами, не исключая и тех, кто настаивал на насильственном свержении самодержавия и установлении республики рабочих и крестьян. Их сближала одна общая цель — ликвидация самодержавной власти и замена ее избранным законодательным органом. Даже эта первичная цель казалась достаточно трудной и заслоняла более далекие перспективы. Многие либералы привыкли к мысли, что «слева от них нет никаких врагов», так как самодержавие представляет такое зло, что для его свержения все средства и все союзы хороши. Такие же настроения преобладали и в созданной в октябре 1905 г. конституционно-демократической партии, или просто партии кадетов, первой либеральной партии России. Ее программа носила вполне либеральный и конституционный характер, но она отказалась осудить терроризм (практиковавшийся оппозицией, а не режимом). Кроме того, в программе поддерживались крестьянские требования вынужденного отчуждения земельной собственности{31}
.Этот союз, который был бы невозможен при нормальных условиях, мог продолжаться только до тех пор, пока режим не пойдет хоть на какие-либо уступки. Образованная элита и лидеры земства, нашедшие пристанище в партии кадетов, были вполне удовлетворены Октябрьским манифестом самодержавия и сразу же отошли от рабочего движения. Советы, однако, выработали специфический механизм, обладавший внутренней инерцией, делавшей невозможным любое развитие без радикализации выдвигаемых требований: умеренность и рутинная работа противоречили самой природе их движения. К концу ноября правительство набралось храбрости и арестовало председателя Петербургского Совета, а потом и весь его исполнительный комитет. В Москве это вызвало самый настоящий взрыв негодования. Московский Совет решил, что он не может сидеть сложа руки и выжидать дальнейших арестов. Прозвучал призыв взяться за оружие. «Лучше погибнуть в борьбе, — заявил один из московских активистов, — чем жить на коленях. На карту поставлена судьба всей революции{32}
». .Рабочие, устроившие баррикады в районе Красной Пресни, получили мало помощи от своих городских собратьев. И все же правительство испугалось восстания и не вполне доверяло своим войскам, опасаясь, что те перейдут на сторону восставших. Именно поэтому была использована артиллерия, с помощью которой разрушили не только баррикады, но и многие близлежащие дома. При этом погибли по меньшей мере тысяча человек{33}
.Этот разгром ярко высветил природу Советов: их сила оказалась вместе с тем и их слабостью. Сплоченные в момент кризиса и острого политического конфликта, своим стихийным характером они неизбежно подрывали любую деятельность, направленную на стабилизацию движения. Словом, Советы были отнюдь не гражданскими учреждениями. В течение какого-то времени лидеры Советов могли оказывать весьма серьезное давление на предпринимателей и даже на правительство, но они так и не смогли создать постоянно действующие организации, способные заниматься рутинной политической деятельностью. Опьяняющий успех Советов остался в памяти рабочих как мимолетная мечта о всеобщей свободе, к которой они стремились вернуться.