Правда, крестьяне не оставили борьбу и часто пытались оказывать давление на власти, организуя забастовки, отказываясь вносить арендную плату, воруя сено у помещиков и поджигая их амбары. Они стали все чаще врываться на своих телегах на помещичий двор, взламывали амбары, грузили на телеги мешки с зерном и увозили их по домам. А к наступлению лета, когда снова маячила угроза плохого урожая, они иногда выгоняли помещика из его поместья и поджигали дом, чтобы хозяин больше никогда не возвращался назад. Так, например, начавшись в Саратовской и Черниговской губерниях, прокатились две волны массовых поджогов помещичьих хозяйств. Именно в этих центрально-черноземных областях крестьяне испытывали недостаток земли и находились на грани нищеты.
Решение о поджоге поместья принималось, как правило, на сельском сходе и незамедлительно претворялось в жизнь. В этой акции участвовали все жители деревни, так как «круговая порука» в выступлениях против правящего режима была такой же безоговорочной, как и в подчинении ему. В результате во многих областях темные ночи озарялись кроваво-красным заревом пожарищ. Это называлось «пустить красного петуха» и часто подстрекало окрестные села и деревни на такие же акции. В течение 1905—1906 гг. было сожжено почти 3 тысячи поместий, или 15 процентов их общего числа. Помимо всего прочего, многие поместья подвергались разграблению и другим актам вандализма. Крестьяне врывались в дома помещиков, рвали книги, выносили картины и другие произведения искусства, уничтожали скульптуры и все, что украшало «дворянские гнезда». Словом, разрушали тот мир, который всегда считала для себя чужим и враждебным{38}
.С другой стороны, они пытались, хотя и не всегда успешно, поддерживать определенный порядок в собственных взаимоотношениях в те периоды, когда захватывали чужие земли и распределяли чужое имущество. Крестьяне давно уже поняли, что вряд ли стоит драться друг с другом и тем самым ослаблять себя перед лицом власти. В Саратовской губернии, к примеру, во время таких выступлений закрывались все винные магазины, а зерно, скот и другая продукция распределялись в соответствии со строгими правилами. И все же некоторые крестьяне напивались до положения риз, облегчая тем самым властям задачу подавления их бунтов{39}
.Крестьянские волнения пошли на спад в 1906—1907 гг., когда правительству удалось справиться с положением и навести в стране надлежащий порядок. К этому времени армия была переведена с Дальнего Востока и в полную силу задействована для подавления крестьянских волнений. Во время карательных экспедиций арестовывали вожаков крестьянских бунтов, а когда обнаружить их не удавалось, арестам подлежало все мужское население{40}
. Законность и порядок в деревне снова были восстановлены посредством грубого применения силы, а не с помощью интеграции крестьян в гражданские институты общества.Революция 1905—1907 гг. наглядно продемонстрировала, что каждый социальный слой российского общества имел свои собственные серьезные требования, которые он мог облечь в форму политического действия в условиях повсеместного ослабления власти. Но она также показала, что эти слои не способны к совместной деятельности ради выработки общих институтов и общей стратегии и ни один из них не имеет идеи, способной объединить все оппозиционные силы страны и преодолеть вековые классовые и этнические предубеждения, хотя и рабочие, и крестьяне имели весьма сходные цели и устремления. Разделяя эти силы и используя в полную мощь свой аппарат насилия, правительство одержало победу над разобщенным народом.
Однако восстановить свою власть в прежнем объеме оно уже было не в состоянии. Октябрьский манифест, с помощью которого власти раскололи оппозиционные силы, имел далеко идущие последствия: режим взял на себя обязательство хотя бы для вида поделиться властью с законодательным органом, избранным всеми социальными классами и почти всеми этническими группами империи.
Противоречивая конституционная монархия
Если 1861 г. поставил задачу создания гражданских институтов, то Октябрьский манифест вновь к ней вернулся. Однако новая волна реформ оказалась во власти всевозможных противоречий, унаследованных от незавершенных реформ первой волны.