Россия и русские. Книга 2

Реформированная таким образом армия просуществовала весну и лето 1917 г. Многолетний опыт солдатской артели помогал комитетам решать многие практические задачи и выходить из затруднений. Однако когда Керенский попытался в июне начать наступление на австрийском фронте, то сразу же обнаружилось, что новые веяния в армии сумели даже за такой короткий срок подорвать ее боеспособность. Вместо того чтобы выполнить приказ о начале наступления, солдаты собирали комитеты и долго спорили, стоит ли выполнять приказ командира. При этом некоторые члены комитета доказывали, что наступление будет противоречить политике «мир без аннексий». А в одном полку приняли решение: «Своего не дадим, чужого не хотим» — и вообще отказались наступать^{85}.

Как и следовало ожидать, наступление вскоре захлебнулось, оставив офицеров наедине с волной мятежей и дезертирства. Попытка Керенского сплотить общественность и народ на волне агрессивного патриотизма полностью провалилась. Весьма показательна в этом смысле и ситуация во французской армии, также охваченной в 1917 г. многочисленными мятежами солдат. Они выразили солидарность с бастующими рабочими, были озабочены положением своих семей дома, призывали к миру «без аннексий и контрибуций» и в очередной раз подтвердили свою решимость «остановить нашествие бошей». В отличие от российских солдат, однако, французские были уверены в своем статусе «граждан-солдат», который непосредственным образом вытекал из существования стабильной республики. Они воспринимали Францию как родную страну, а себя — как часть единой нации. Когда их командиры приостановили наступательные операции и поставили перед собой в качестве первоочередной задачи восстановление морального духа и дисциплины, солдаты в конце концов вернулись на фронт и продолжили борьбу. Русские же солдаты не были уверены, что «нация» з*

Керенского является и их собственной. Более того, себя они в большей степени идентифицировали с Советами или крестьянскими общинами, а в момент кризиса были готовы бросить армию и фронт и разбежаться по домам^{86}

.

Таким образом, в России попытка восстановить дисциплину с помощью концепции гражданского общества полностью провалилась и погрузила армию в состояние безысходного кризиса. Новый главнокомандующий, генерал Лавр Корнилов, назначенный на этот пост в июле, был преисполнен решимости покончить с солдатскими комитетами и восстановить полную военную дисциплину, не исключая даже введения смертной казни за дезертирство и невыполнение приказа во время боевых действий. После долгих колебаний Керенский неохотно согласился с ним, не видя другой возможности восстановить утраченную боеспособность российской армии. Однако требования Корнилова грубо растоптали все деликатные компромиссы Керенского. В августе Корнилов двинул элитные войска на Петроград, собираясь ввести в стране военное положение и образовать военное правительство. Но эти войска были остановлены рабочими-железнодорожниками, а Керенский, принуждаемый покончить с компромиссами, сместил Корнилова с поста главнокомандующего, арестовал и обвинил в государственной измене^{87}.

Таким образом, двусмысленный и непрочный союз Керенского развалился. Как Временное правительство, так и умеренные лидеры социалистов в Советах оказались в весьма уязвимом положении и были зажаты между генералами, которые требовали всей полноты власти для продолжения войны до победного конца, и широкими народными массами, которые считали, что война является лишь предлогом для возрождения репрессивного аппарата и восстановления экономической эксплуатации, характерной для прежнего режима.

И только большевики обещали народу немедленное прекращение войны, что привлекало к ним все больше и больше солдат. К осени того же года они стали отдавать большевикам предпочтение при выборе солдатских комитетов. К этому времени многие солдаты уже твердо решили, что им нет никакого смысла защищать чью-то Россию. Вместо этого они стремились как можно скорее вернуться домой и принять участие в распределении отнятой у помещиков земли. Самые решительные брали оружие, покидали фронт и заставляли железнодорожников везти их в глубь страны. Недавно взлелеянный патриотизм мгновенно исчез, а на смену ему пришло чувство «малой родины», пораженной жестоким кризисом.

Захват власти большевиками в октябре 1917 г. придал этим чаяниям характер законности. Новые правители объявили о прекращении войны и издали декрет о передаче всей земли в руки сельских общин. Так Ленин начал создавать/строить «пролетарский интернационализм» на рыхлой, непрочной и в высшей степени неподходящей основе ограниченной крестьянской общинности.

Рабочие