Россия и русские. Книга 2

В течение нескольких месяцев после захвата власти большевики сумели консолидировать ее, закрывая все несоциалистические газеты и создавая собственные органы безопасности в форме ЧК (Чрезвычайной комиссии по борьбе против спекуляции и контрреволюции). При этом они позволили провести выборы в Учредительное собрание, но как только выяснилось, что самой большой партией в нем окажутся эсеры, большевики просто-напросто закрыли его. Таким образом, та форма демократизации, к которой общественность страны и все социалистические партий стремились несколько десятилетий, потерпела сокрушительное фиаско. Практически полностью были уничтожены те ростки гражданского общества, которые появились в последние годы императорской России. Отныне путь для формирования общества по своему образу и подобию был для большевиков полностью расчищен.

Первые шаги к новому обществу

Большевики пришли к власти, всецело нацеливаясь на мировую революцию. Для Ленина Россия была всего лишь начальным этапом в цепной реакции революционного процесса, страной, где по случайным историческим причинам началась международная пролетарская революция. Он нисколько не сомневался, что вслед за победой Советов в России начнутся аналогичные революции в Германии и других европейских странах. Именно поэтому большевики переименовали свою партию в коммунистическую. Тем самым они хотели показать, что истоки ее кроются не в России, а в традициях Парижской коммуны 1871 г. Когда в 1919 г. Ленин основал Коммунистический Интернационал в целях координации революционной деятельности пролетариата во всем мире, он хотел провести учредительный конгресс в Берлине, и только чрезвычайные обстоятельства вынудили перенести его в Москву^{99}

.

Этот перенос был весьма симптоматичным. Геополитика была против него. Еще в марте 1918 г., когда Ленин подписал Брест-Литовский договор и в одностороннем порядке завершил войну с имперской Германией, он вынужден был признать, что первостепенная задача молодого пролетарского государства — не мировая революция, а защита России, единственного на тот период времени оплота социализма и его родины. Однако в партии он встретил сопротивление своим взглядам. Николай Бухарин, например, и группа «левых коммунистов» настаивали на том, что Россия должна стремиться не к миру с Германией, а к продолжению войны на новой основе. По их мнению, Германия непременно нанесет поражение России и оккупирует ее, но это вызовет ожесточенное сопротивление российских рабочих и крестьян, поднимет их моральный и патриотический дух, приведет к организации широкого партизанского движения и в конце концов вызовет возмущение пролетариата в самом сердце врага — Германии, что и будет началом мировой революции. В каком-то смысле это была идея «международной гражданской войны», которую раньше так рьяно отстаивал сам Ленин. Просто сейчас он имел в своем распоряжении все рычаги государственной власти и именно поэтому отдавал предпочтение идее сохранения и защиты того, что уже завоевано российским пролетариатом. Конечно, государство пока было примитивным, неразвитым, но все же это было лучше, чем туманные перспективы мировой революции.

С этого момента, постепенно и неравномерно, международный социализм стал срастаться с российским империализмом. И эта смесь вовсе не была несовместимой. Идея Руси как тысячелетнего народного царства, несущего освобождение всему человечеству, служила основой национальной мифологии еще в XVI в. и с тех пор никогда полностью не исчезала из народного сознания, проявляясь в качестве своеобразной теневой идеологии имперской России. Эгалитаризм в форме «круговой поруки» веками определял жизнь русских крестьян и рабочего класса. Волей-неволей и большевики пришли к власти на волне широкой крестьянской революции, воодушевленной подобными идеями. И вскоре они оказались в положении строителей современного, прошедшего индустриализацию и распространившегося по всему миру пролетарского государства на основе отсталой и патриархальной сельской общины. Это противоречие преследовало их все последующие годы, и в итоге они пытались преодолеть его насильственными методами.

Эта судьбоносная двойственность присутствовала еще в учении Ленина, который сочетал в своей персоне самые разнообразные черты российской политической традиции. Прежде всего он был европейским интеллектуалом, высоко ценившим комфорт и упорядоченность буржуазного общества. В этом смысле его идеалом была работа швейцарского почтового ведомства и Библиотеки Британского музея. Как и многие другие европейские интеллектуалы, он был марксистом, свято веря в существование научных законов общественного развития и классовую борьбу как его главный источник. Однако в то же время он был типично русским народником, который верил в лидерство небольшой элиты, ведущей за собой основную массу населения по пути социального прогресса и опирающейся на революционный потенциал русского крестьянства.