Россия в концлагере

Съ офицеромъ мы, наконецъ, смогли объясниться по-нѣмецки. Съ насъ сняли допросъ — первый допросъ на буржуазной территоріи — несложный допросъ: кто мы, что мы, откуда и прочее. А послѣ допроса снова стали кормить. Такъ какъ въ моемъ лагерномъ удостовѣреніи моя профессія была указана: "инструкторы физкультуры", то къ вечеру собралась группа солдатъ — одинъ изъ нихъ неплохо говорилъ по-англійски — и мы занялись швыряніемъ диска и ядра. Финскія "нейти" (что соотвѣтствуетъ французскому mademoiselle) стояли кругомъ, пересмѣивались и шушукались. Небольшая казарма и штабъ обслуживались женской прислугой. Всѣ эти "нейти" были такими чистенькими, такими новенькими, какъ будто ихъ только что выпустили изъ магазина самой лучшей, самой добросовѣстной фирмы. Еще какія-то "нейти" принесли намъ апельсиновъ и банановъ, потомъ насъ уложили спать на сѣнѣ — конечно, съ простынями и прочимъ. Утромъ жали руки, хлопали по плечу и говорили какія-то, вѣроятно, очень хорошія вещи. Но изъ этихъ очень хорошихъ вещей мы не поняли ни слова.

ВЪ КАТАЛАЖКѢ

Въ Илломантси мы были переданы, такъ сказать, въ руки гражданскихъ властей. Какой-то равнодушнаго вида парень повезъ насъ на автобусѣ въ какой-то городокъ, съ населеніемъ, вѣроятно, тысячъ въ десять, оставилъ насъ на тротуарѣ и куда-то исчезъ. Прохожая публика смотрѣла на насъ взорами, въ которыхъ сдержанность тщетно боролась съ любопытствомъ и изумленіемъ. Потомъ подъѣхалъ какой-то дядя на мотоциклеткѣ, отвезъ насъ на окраину города, и тамъ мы попали въ каталажку. Намъ впослѣдствіи изъ вѣжливости объяснили, что это не каталажка, то-есть не арестъ, а просто карантинъ. Ну, карантинъ, такъ карантинъ. Каталажка была домашняя, и при нашемъ опытѣ удрать изъ нея не стоило рѣшительно ничего. Но не стоило и удирать. Дядя, который насъ привезъ, сдѣлалъ было видъ что ему по закону полагается устроить обыскъ въ нашихъ вещахъ, подумалъ, махнулъ рукой и уѣхалъ куда-то восвояси. Часа черезъ два вернулся съ тѣмъ же мотоцикломъ и повезъ насъ куда-то въ городъ, какъ оказалось, въ политическую полицію.

Я не очень ясно представляю себѣ, чѣмъ и какъ занята финская политическая полиція... Какой-то высокій, среднихъ лѣтъ, господинъ ошарашилъ меня вопросомъ:

— Ви членъ векапебе?

Слѣдующій вопросъ, заданный по шпаргалкѣ, звучалъ приблизительно такъ:

— Ви членъ мопръ, ви членъ оптете? — Подъ послѣднимъ, вѣроятно, подразумѣвалось "Общество пролетарскаго туризма", ОПТЭ.

Мы перешли на нѣмецкій языкъ, и вопросъ о моихъ многочисленныхъ членствахъ какъ-то отпалъ. Заполнили нѣчто вродѣ анкеты. Я попросилъ своего слѣдователя о двухъ услугахъ: узнать, что стало съ Борисомъ — онъ долженъ былъ перейти границу приблизительно вмѣстѣ съ нами — и одолжить мнѣ денегъ для телеграммы моей женѣ въ Берлинъ... На этомъ допросъ и закончился: На другой день въ каталажку прибылъ нашъ постоянный перевозчикъ на мотоциклѣ въ сопровожденіи какой-то очень дѣлового вида "нейти", такой же чистенькой и новенькой, какъ и всѣ прочія. "Нейти", оказывается, привезла мнѣ деньги: телеграфный переводъ изъ Берлина и телеграмму съ поздравленіемъ. Еще черезъ часъ меня вызвали къ телефону, гдѣ слѣдователь, дружески поздравивъ меня, сообщилъ, что нѣкто, именующій себя Борисомъ Солоневичемъ, перешелъ 12 августа финскую границу въ районѣ Сердоболя... Юра, стоявшій рядомъ, по выраженію моего лица понялъ, въ чемъ дѣло.

— Значитъ, и съ Бобомъ все въ порядкѣ... Значитъ, всѣ курилки живы. Вотъ это классъ! — Юра хотѣлъ было ткнуть меня кулакомъ въ животъ, но запутался въ телефонномъ проводѣ. У меня перехватило дыханіе: неужели все это — не сонъ?..

9-го сентября 1934 года, около 11 часовъ утра, мы въѣзжали на автомобилѣ на свою первую буржуазную квартиру... Присутствіе г-жи М., представительницы русской колоніи, на попеченіе и иждивеніе которой мы были, такъ сказать, сданы финскими властями, не могло остановить ни дружескихъ изліяній, ни безпокойныхъ вопросовъ: какъ бѣжали мы, какъ бѣжалъ Борисъ, и какъ это все невѣроятно, неправдоподобно, что вотъ ѣдемъ мы по вольной землѣ и нѣтъ ни ГПУ, ни лагеря, ни Девятнадцатаго квартала, нѣтъ багровой тѣни Сталина и позорной необходимости славить геніальность тупицъ и гуманность палачей...

БОРИСЪ СОЛОНЕВИЧЪ. Мой побѣгъ изъ "рая"

Въ той массѣ писемъ, которыми бомбардируютъ насъ читатели со всѣхъ концовъ міра, все чаще повторяется запросъ къ брату: а что-же сталось съ третьимъ "совѣтскимъ мушкетеромъ" — Борисомъ, то-есть со мной... Мой братъ Иванъ, авторъ книги "Россія въ концлагерѣ", рѣшилъ не излагать самъ исторію моего побѣга, а такъ сказать, просто передалъ перо мнѣ.

Предлагаемый читателямъ разсказъ является заключительной главой моей книги "Молодежь и ГПУ" и печатается здѣсь почти безъ измѣненій.

Въ качествѣ нѣкотораго предисловія, я въ нѣсколькихъ словахъ сообщу, какъ проходила моя "единоличная" эпопея послѣ разставанія съ братомъ въ Подпорожьи.