Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории

Капитан крейсера, пользуясь этим светом, успел заметить, что фрегат уже сильно накренился на правую сторону, и что около него суетятся гребные суда. Но дальнейших наблюдений делать было некогда, так как орудия были уже заряжены, и приходилось выбрать новую жертву.

В это время раздались два минных взрыва, последовательно, через короткие промежутки, в конце эскадры, и затем учащенная пальба из орудий.

Судно, шедшее на траверзе (это был «Ирис»), поворотило налево и быстро неслось к месту катастрофы «Монарха». Освещая его, оно указывало свое место и подставило свой правый борт крейсеру, не замечая его в тот момент, когда он находился на его траверзе на расстоянии не более кабельтова. Новый залп из левых орудий с добавлением двух мин Уайтхеда был пущен в борт «Ириса». Покончив с ним, крейсер полным ходом пошел к югу.

Первое стальное судно британского флота корвет «Ирис»

Среди скученной эскадры слышались крики и новые минные взрывы, перемешанные с артиллерийской пальбой. Можно было, наверное, предположить, что катера, так или иначе, окончили свое дело и направились уже к месту рандеву. Времени терять было нельзя.

Итак, не прошло и часа с момента встречи с неприятельской эскадрой, а дело было закончено. Отойдя мили на три к югу и не видя за собой никакой погони, крейсер лег на мыс Шарвеин. Капитана не интересовала более английская эскадра. Главной его заботой было теперь собрать своих помощников с миноносками.

А эскадра после этого ночного погрома была в ужасном состоянии. Весь экипаж крейсера видел бедственное положение «Монарха», а в роковых последствиях двух мин и залпа для «Ириса» никто не сомневался. Великолепный транспорт «Кляйв», взорванный катером № 1, пошел ко дну со всем лошадьми, а людей его спасали по мере сил и возможностей шлюпки товарищей по несчастью. Та же судьба постигла громадный пароход «Индия», взорванный катерами № 3 и № 4. Фрегат «Султан», шедший в хвосте эскадры, пострадал сравнительно немного, так как катер № 2 взорвал под ним только одну мину, проводники же другой мины были перебиты, а сам лейтенант Михайлов и его минеры были тяжело ранены выстрелами с «Султана».

Велико было торжество и удивление акул, конечно, не знавших, кому они были обязаны изобильной трапезой, и не обращавших ни малейшего внимания на великолепные обводы затонувшего «Ириса» и роскошную отделку «Кляйва».

К 10 часам утра все катера были собраны и подняты на места. На катерах № 3 и № 4 оба офицера и три матроса были серьезно ранены, так как они случайно попали в полосу электрического света одного из транспортов и получили залп целой батареи пушек Норденфельда с «Султана». Один только катер № 1 отделался благополучно.

Всем раненым была подана помощь, а сам крейсер снова поворотил к югу и пошел по направлению к Зондскому заливу.

Окончив очень успешно и с малыми жертвами это опасное дело, капитан Сорокин первый раз за время похода задумался над своим положением. У него убыло уже 7 строевых офицеров, отчасти ранеными, отчасти переведенными на «Сынка», а сам крейсер начал терять свое драгоценное качество: он шел уже заметно тише, вероятно, оброс в подводной части; винт начинал постукивать в дейдвуде довольно заметно. Оно так и должно было случиться. Подводная часть не чистилась почти год, а машина усиленно работала чуть ли не 8 месяцев. Исправления по этим частям можно было сделать только в Кронштадте или Севастополе в доке, но как было даже подумать попасть туда?

А если крейсер пойдет еще тише, соображал капитан, то ему не будет доставать угля на продолжительные переходы. Он не в состоянии будет догонять противника и сделается для него безвредным, безопасным и даже смешным.

Несмотря на это, капитан Сорокин не проронил ни разу ни одного слова о необходимости исправлений или приостановки своей деятельности. Он сам был проникнут глубоким убеждением, что должен действовать во вред неприятелю до тех пор, пока крейсер в состоянии будет двигаться, и это его убеждение было так сильно, проглядывало во всем так ярко, что и все его подчиненные, начиная со старшего офицера и до последнего матроса, верили в него, как в непреложную истину. Все и каждый придумывали средства и возможности помочь как-нибудь крейсеру своими силами.