Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Политическая же деятельность так и осталась лишь эпизодом в жизни большого ученого. В какой-то мере забавно, что студенты со всех факультетов и посторонние лица, как впоследствии писал Г.Д. Гурвич, заполняли актовый зал Санкт-Петербургского университета, чтобы не только услышать известного правоведа, но и увидеть одного из «авторов» Выборгского воззвания. Правда, в его лекциях была скрыта еще одна интрига, занимавшая аудиторию, – подспудная дискуссия с И.П. Павловым. Для теоретика психологического обоснования права вера во всеобъясняющую физиологию казалась неприемлемой. Со своей стороны, и сам Павлов не слишком тепло отзывался о построениях Петражицкого. «Противники» внимательно следили друг за другом, посылая своих единомышленников стенографировать лекции оппонента.

В сентябре 1917 года, при активной помощи своего ученика П.А. Сорокина, Лев Иосифович эмигрировал в Польшу. Он не прожил ни одного дня в Советской России, но крайне болезненно реагировал на то, что там происходило. Юрист В.Б. Ельяшевич вспоминал, что мало знал людей, столь подавленных приходом большевиков. Возможно, отчасти это было связано с тем, что представители новой власти почему-то с большим удовольствием цитировали Петражицкого, подкрепляя его авторитетом свои доводы. Например, по словам наркома юстиции П.И. Стучки, термин «революционное правосознание» попал в декреты нового правительства именно из работ знаменитого правоведа.

В 1921 году Л.И. Петражицкий принял польское гражданство и возглавил кафедру социологии Варшавского университета. Однако почувствовать себя вполне «своим» не удавалось. Если в Петербурге Лев Иосифович подчеркивал свою «польскость» – в его доме читали польскую литературу, там часто звучала польская речь и польская музыка, в 1915 году он даже возглавил Общество польских экономистов и правоведов, – то в Варшаве все было наоборот: Петражицкий всячески демонстрировал свою принадлежность к русской культуре.

В то же время многие польские интеллектуалы относились к эмигранту с недоверием. Еще в 1906 году публицист В. Студницкий писал: «Профессор Петражицкий считает себя поляком, он уроженец окраин, воспитанник российских и немецких университетов, затем житель Петербурга, вовлеченный в научную, законодательную и политическую жизнь России; к Польше он невольно и неосознанно относится как доброжелательный иностранец. Он не знает Польши, ее ресурсов и сил, не сумел встать на позиции ее государственных интересов». С приходом к власти Ю. Пилсудского профессора отстранили от преподавания. Он тяжело болеет, страдая от сердечного недомогания. А помимо этого бедность, апатия… 15 мая 1931 года Лев Иосифович Петражицкий покончил жизнь самоубийством.

«Исполнительная власть да покорится власти законодательной!»

Владимир Дмитриевич Набоков

Кирилл Соловьев

«Достаточно было взглянуть на этого стройного, красивого, всегда изящно одетого человека, с холодно-надменным лицом римского патриция и с характерным говором петербургских придворных, чтобы безошибочно определить среду, из которой он вышел… Все-таки он был, вероятно, холодным человеком не только внешне, но и внутренне, однако сильные эстетические эмоции заменяли ему теплоту и глубину чувств, и внутренне он был так же изящен, как и внешне» – так писал о В.Д. Набокове его коллега по партии кадетов и I Государственной думе князь В.А. Оболенский. Действительно, образ холодного и чуть надменного аристократа преследовал Набокова всю жизнь. Он и есть истинный петербургский аристократ: в его жилах текла кровь Назимовых, Корфов, Шишковых, а сам род, согласно семейному преданию, произошел от татарского князя Набока.

Владимир Дмитриевич Набоков родился 8 июля 1870 года в большой дворянской семье. У него было три брата и шесть сестер; Владимир родился седьмым. В 1878 году отца, Дмитрия Николаевича Набокова, назначили министром юстиции. Когда в 1885 году он вышел в отставку, журнал «Вестник Европы» – «флагман русского либерализма» – так охарактеризовал его деятельность: «Он действовал, как капитан корабля во время сильной бури: выбросил за борт часть груза, чтобы спасти остальное». Это знак благодарности: все же Набокову-министру удалось уберечь введенный при Царе-освободителе суд присяжных от происков ближайших сподвижников Александра III.