Ростки лжи

— Если бы я знал. Мы привлекли лучших мастеров жизни в королевстве, однако все только разводят руками. — грустно покачал головой мастер Гастон. — Мы пытались преодолеть аномалию, взяв добровольцем одного из рыцарей-странников. Несколько мастеров начали перекачивать ему жизнь, как делают во время лечения, ненадолго наполнив его под завязку, и он пошёл внутрь. Однако каналы поддержки быстро распались, едва он вошёл в аномалию. Он прожил дольше всех: дошёл до входа храма, однако, поняв, что вскоре и ему настанет конец, рванулся обратно. Однако что-то не дало ему это сделать.

— Что-то? — поднял брови мастер Клавдий.

— Нечто, похожее на прозрачного человека. Исчезающее, словно мираж, что бывает в пустынях. Узнать кто это по лицу практически невозможно, однако оно было перекошено гневом и яростью. Что бы это ни было, тварь схватила рыцаря за ногу и утащила в храм. А затем разорвала на куски. — мастер Гастон подавленно замолк.

— Часть моих людей наблюдали за этим. Самые глазастые говорят, что это определённо было лицо человека, но словно искажённое чем-то так, что узнать его было невозможно. — добавил главный егерь, поёжившись.

В зале повисло долгое молчание. Иерарх и его советники тяжело обдумывали полученную информацию.

— У вас есть какие-то версии по поводу произошедшего? — наконец, стальным голосом осведомился Этериас Инвиктус.

— Есть. Гнев Отца, по неизвестной причине павший на верховных иерархов. Он же пал на Фидема Бурю, который, похоже, также поддерживает этот вариант. И по этой причине все короли, кроме меня и вашего короля, выполнили его указ о расформировании церкви. На сегодняшний день церковь Отца как организация действует только в двух королевствах: Аурелионе и Ренегоне. Остальные девять королевств приняли решение о расформировании две недели назад, после завершения Конклава. — тяжело, словно камни, роняя одно слово за другим, ответил Кормир II.

Лицо верховного иерарха побледнело. Побелевшими костяшками он вцепился в столешницу, а глаза превратились сплошные шары мистического света. Предметы в зале стали подниматься в воздух, пронзительный мощный порыв ветра сорвал окна с петель, и звон разбитого стекла заполонил комнату. На небесах за окном начали сгущаться тучи. С громким треском по полу и столу прошли, чуть змеясь, большие и толстые трещины.

— Я думаю, этого достаточно, чтоб продемонстрировать серьёзность ваших намерений, ваше святейшество. — разнёсся мягкий голос мастера Клавдия по комнате.

Этериас опомнился, растерянным и слегка неверящим взглядом мазнув по разрушениям, причинённым им самим. Сквозь сорванные окна дворца разнёсся гром, и дождь забарабанил по крыше. Деревянной, шаркающей походкой верховный иерарх поднялся из-за стола и направился к сорванному окну, устремляя взор в плачущие небеса.

Король молча, жестом приказал всем покинуть комнату. Ослушавшихся не было. Оставшись в наедине со своим гостем, Кормир II Ренегон подошёл к выбитым окнам, и вместе с последним верховным иерархом посмотрел на набирающую силу грозу, что затмевала синие небеса и поглощала белые облака, совсем недавно мирно плывущие по небу. Синий и белый были цветами его династии, и именно поэтому происходящее казалось ему столь символичным.

— Грядёт буря. — тихо произнёс король.

И похоже, он отнюдь не имел ввиду непогоду.

— Я не верю. — прошептал Этериас. — Я говорил с ним во время прошлого Конклава. Я помню, как Отец улыбался, смотря на меня, как на неразумного ребёнка, что рассказывает об успехе в своих первых детских играх. Я помню, как он учил меня основам высших степеней искусства: как чувствовать мир вокруг себя, как никто прежде, как обратить само мироздание в щит, что спасёт меня от любой беды. Я просто не могу поверить в то, что он гневается на меня.

— Может, и нет. Вы последний, кто остался в живых из всех, кто когда-либо говорил с нашим создателем. Думаете, мне нравится такой поворот событий? Веками Ренегон был старейшим и самым уважаемым королевством людей. Священная земля перворождения, место, где была сотворена вся людская раса. Веками мои предки делали всё для славы, величия и процветания людского рода, один за другим вкладывая себя в служение людскому роду без остатка. С раннего детства я делал всё, чтобы соответствовать этому великому бремени, что выпадает на наш род. И на этом Конклаве впервые за всю свою жизнь я почувствовал, как на меня смотрят с презрением.

— С презрением? — удивлённо посмотрел на короля верховный иерарх.

— Никто не скажет такое прямо, разумеется. — грустно усмехнулся король. — Однако я слишком хорошо знаю людей, чтобы не различить подобное. Другие короли смотрели на меня, бессильного защитить своих гостей, бессильного дать им хоть какие-то ответы, бессильного войти в храм Отца в сердце собственной земли! В глазах каждого из них читалось, что они бы никогда не допустили подобного. Словно бы всё уважение, что заслужил мой род за эти века испарилось в один миг. Никто не выберет Кордигард как место для собрания Конклава в ближайшие века. Если оно вообще произойдёт.