Роза Марена

Он сделал пару шагов к центру поляны. В нем закипала ярость – так было всегда, когда она не соглашалась с ним или пыталась ему перечить, когда кто угодно не соглашался с ним или пытался ему перечить. А то, что она говорила сегодня… то, что она говорила ему

…

– Ты зря это сделала, мать твою! – крикнул он.

– Нет, мать твою, совершенно не зря, – проговорила она и пренебрежительно хохотнула.

Но все-таки не обернулась к нему.

Норман сделал еще два шага по направлению к ней, а потом снова остановился. Его руки сами собой сжались в кулаки. Он внимательно оглядел поляну, памятуя о том, что Роза с кем-то разговаривала. Он искал взглядом Герт или, может быть, ее маленького дружка-членососа. Он был готов пристрелить любого, кто попытается ему помешать добраться до Розы: пристрелить или просто прибить камнем. Но он никого не увидел. Скорее всего она разговаривала сама с собой, как иногда это бывало дома. Разве что кто-то прячется за деревом в центре поляны. Похоже, что это дерево было единственным живым деревом во всем этом мертвом лесу. Его длинные и узкие листья блестели, как маслянистые листья авокадо. На ветвях висели странные красные фрукты, которые почему-то производили совершенно отталкивающее впечатление – Норман бы не дотронулся до таких плодов ни за какие коврижки. Вокруг дерева лежали паданцы, и запах, идущий от них, сразу напомнил Норману запах воды в том ручье. Если ты съешь такой фрукт, то либо сразу откинешь копыта, либо отравишься так, что тебе самому захочется

умереть.

А слева от дерева виднелось какое-то сооружение, которое сразу же убедило Нормана в нереальности происходящего. Потому что такое бывает только во сне. Это было похоже на облицованный мрамором вход в нью-йоркскую подземку. Ладно, не важно. Ему наплевать и на этот вход, и на дерево с его вонючими фруктами. Сейчас его волновало только одно: Роза. Роза и ее издевательский смех. Это ее новые дружки-подружки научили ее так смеяться, но это было уже не важно. Он затем сюда и пришел, чтобы преподать ей урок – чтобы доходчиво ей объяснить, что если смеяться вот так, то потом может быть очень больно. Он сделает это хотя бы во сне, если уж у него не сложилось в реальности; он сделает это, даже если сейчас он лежит на пороге ее квартиры, изрешеченный полицейскими пулями, и все это – только предсмертный бред.

– Давай поднимайся.

 – Он сделал еще шаг вперед и достал из-за пояса пистолет. – Нам надо о многом поговорить.