– Просто ехал?
– Да. Многие, кому негде жить, поступают так. За крону можно проехать дважды из конца в конец. А это целых два часа.
– В метро теплее, – заметил Кольберг. – Кроме того, в метро можно ездить сколько угодно, главное – не выходить на станциях наверх, а только пересаживаться с одного поезда на другой.
– Да, конечно, но…
– Ты забываешь об одной важной вещи. У неопознанного в кармане были не только крошки гашиша и других наркотиков. У него оказалось денег больше, чем у всех остальных пассажиров, вместе взятых.
– Это исключает версию о грабеже, – вставил Меландер.
– Не будем забывать, – сказал Мартин Бек, – что та часть города, как ты заметил, буквально нашпигована притонами и пансионатами особого рода. Возможно, он жил в одной из этих дыр? Нет, давайте вернемся к главному вопросу: «Что Стенстрём делал в автобусе?»
Почти минуту они сидели молча. В соседнем кабинете за стеной звонил телефон. Время от времени до них доносились голоса Гунвальда Ларссона и Рённа. Наконец Меландер спросил:
– А что Стенстрём умел делать?
Ответ знали все трое. Меландер кивнул и сам ответил на свой вопрос:
– Стенстрём умел следить.
– Да, – подтвердил Мартин Бек. – В этом деле он был ловким и настойчивым. Он мог неделями ходить за кем-нибудь.
– Помню, как он довел до бешенства того сексуального маньяка, который убил девушку на Гёта-канале четыре года назад.
– Он буквально затравил его, – сказал Мартин Бек.
Ему никто не возражал.
– Он уже тогда умел это делать. А потом стал делать еще лучше, – заметил Мартин Бек.
– Кстати, – оживился Кольберг, – ты спросил наконец у Хаммара, чем Стенстрём занимался летом, когда мы изучали нераскрытые дела?
– Да, – ответил Мартин Бек. – Но без толку. Стенстрём был у Хаммара, они разговаривали об этом, и Хаммар предложил ему несколько дел. Каких – уже не помнит, однако тот отказался, так как дела оказались слишком старыми. Вернее, Стенстрём был слишком молод. Ему не хотелось заниматься тем, что произошло, когда ему было десять лет и он еще играл на улицах Халльстахаммара в полицейских и преступников. В конце концов он остановился на том без вести пропавшем, которым занимался и ты.
– Он никогда не говорил об этом, – сказал Кольберг.
– Наверное, ограничился тем, что прочитал его.
– Наверное.
Наступившую тишину вновь прервал Меландер. Он встал и спросил:
– Ну и к какому же выводу мы пришли?
– Я и сам толком не знаю, – ответил Мартин Бек.
– Извините, – сказал Меландер и вышел в туалет.
Когда дверь за ним закрылась, Кольберг посмотрел на Мартина Бека и спросил:
– Кто сходит к Осе?
– Ты. Туда надо идти одному, и ты лучше всего для этого подходишь.
Кольберг ничего не ответил.
– Ты не хочешь?
– Не хочу. Но схожу.
– Сегодня вечером?
– Да, но предварительно мне нужно уладить два дела. Одно на Вестберга-алле и одно дома. Позвони Осе и скажи, что я приду около половины восьмого.
Через час Кольберг пришел к себе домой на Паландергатан. Было около пяти, но уже давно стемнело.
Жена, одетая в потертые джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, красила кухонные табуретки. Рубашка принадлежала Кольбергу, но он уже давно не носил ее. Гун подвернула ее рукава и небрежно подвязала полы. Руки, ноги и даже лоб у нее были измазаны краской.
– Раздевайся, – сказал Кольберг.
Она замерла с поднятой кистью в руке и испытующе посмотрела на него.
– Тебе совсем невтерпеж? – с улыбкой спросила она.
– Да.
Она сразу стала серьезной.
– Тебе надо идти?
– Да, у меня допрос.
Она понимающе кивнула, опустила кисть в банку с краской и вытерла руки.
– Оса, – сказал он. – И это будет трудно.
– Тебе нужна прививка от возбудимости?
– Да.
– Не испачкайся краской, – сказала она, снимая с себя рубашку.
Перед одним из домов на Клуббакен в Хегерстене стоял облепленный снегом мужчина и пытался что-то прочесть на листке бумаги. Листок уже намок, чернила расплылись, и при слабом свете уличного фонаря нелегко было разобрать текст. Но в конце концов ему это, по-видимому, удалось, потому что, отряхнувшись от снега, он решительно направился к дому, поднялся по лестнице, подошел к двери и позвонил. Потом снял свою шляпу и смахнул с нее снег.
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула пожилая женщина в халате и фартуке. Руки ее были в муке.
– Полиция, – сказал он хриплым голосом. И, откашлявшись, добавил: – Старший криминальный ассистент Нурдин.
Женщина испуганно смотрела на него.
– У вас есть удостоверение? – недоверчиво спросила она. – Я имею в виду…
Нурдин вздохнул. Он переложил шляпу в левую руку, расстегнул плащ и пиджак, вытащил бумажник, а из бумажника – удостоверение.
Женщина наблюдала за этой процедурой с таким испугом, словно ожидала, что он сейчас вытащит бомбу, автомат или презерватив.
Он держал свое удостоверение в руке, и она рассмотрела его через щель.
– А разве у детективов нет таких… жетонов? – поколебавшись, спросила она.
– Конечно. У меня есть жетон, – спокойно ответил Нурдин.
Служебный жетон он носил в боковом кармане и теперь размышлял, как его достать, не надевая шляпу.