Рожденная в битвах. Шотландия до конца XIV века

Столицей «английской» Шотландии стал Берик, который заселили англичане взамен истребленных жителей. Осенью 1296 г. там заседал «парламент», принявший закон о новом устройстве страны. Наместником Шотландии Эдуард назвал графа Серри, канцлером — Уолтера Эмерсема, верховным судьей — Уильяма Ормсби. Шотландское Казначейство возглавил Хью Крессингем, так что все высшие должности достались англичанам наряду с королевскими замками.{450} Более мелкие посты заняли шотландцы, искренне или на словах верные королю Англии. Появились и новые для Шотландии чиновники (escheators) для надзора за выморочными землями и доходами Эдуарда, который наделял своих приближенных огромной властью за счет шотландских магнатов. В распоряжение некоего Уильяма Дрю попали первое епископство и самое почетное графство страны, поскольку епископ Фрэйзер не покорился и предпочел задержаться в Париже, а граф Файф еще не достиг совершеннолетия. Тому же Дрюберикский парламент поручил сбор таможенных пошлин бурга Данди.

{451}

Настал черед и духовенства. Первого октября 1296 г. Эдуард предписал, что бенефиции в диоцезе Гэллоуэй будут отныне занимать англичане, а через год расширил приказ и на прочие диоцезы.{452} Это удовлетворило английских прелатов, имевших виды на церковь Шотландии еще прежде, чем Плантагенеты — на ее трон. В итоге шотландский клир решительно выступил за независимость. Из двенадцати епископов лишь три выразили покорность Эдуарду, причем один из них (Глазго) скоро показал, чего стоила его присяга. Епископы Сент-Эндрюс и Данкелд не покидали Франции, прилагая все старания к тому, чтобы Филипп IV помог шотландцам по союзному договору против общего врага.

Доходы шотландской короны стекались в Берик и далее в Лондон. Наместник Серри мало занимался своими обязанностями, и в его отсутствие в стране заправлял Крессингем. Среди прочего он приказал, чтобы все запасы шотландской шерсти были доставлены в ближайшие порты на нужды короля Англии.{453}

Шотландцы окрестили ненавистного казначея «предателем» (игра слов treasurer — treacherer), ибо казначей Шотландии всегда назывался chamberlain. Юстициарий Ормсби, «ревностно следуя воле короля, без разбора объявлял вне закона каждого, кто не желал дать клятву королю Англии».

{454}

«Умиротворение» Шотландии оказалось обманчивым как раз потому, что было легко достигнуто. Шотландцы убедились, к чему ведут «реформы» Эдуарда I, остановить которые могла лишь открытая борьба. В начале 1297 г. волнения произошли на западе страны, весной -в областях Гэллоуэй и Map. Восстание вспыхнуло стихийно и нуждалось в предводителе. Из магнатов одни хранили преданность Эдуарду, другие поневоле сопровождали его во Фландрии. Именно тогда и «поднял голову» (по словам Фордана) Уильям Уоллес из Элдерсли — простой рыцарь, чье имя не значилось в «Рэгманском свитке».

Уоллес (ок. 1272–1305), второй сын в семье, не получил земель отца и был почти нищим. Первое время он не обладал большим влиянием, но был тесно связан с бывшими Хранителями, видными противниками Эдуарда I — епископом Глазго и Джеймсом Стюартом, сеньором Уоллеса. «Не смея явно нарушить клятву королю, они подговорили одного кровожадного человека, Уоллеса, бывшего прежде главарем разбойников, поднять бунт и собрать народ себе на поддержку».{455}

Их помощь способствовала успехам Уоллеса, за которые англичане клеймили его «разбойником и вором», а шотландцы славили «молотом и бичом англичан»{456} и сегодня с гордостью произносят его имя. Он отличался редким мужеством и ни разу не отступил от дела независимости даже на словах.

В мае 1297 г. Уоллес убил в Лэнарке английского шерифа Хэйзелриджа, что послужило знаком ко всеобщему выступлению.{457} К отряду из нескольких рыцарей и простолюдинов присоединялось все больше шотландцев, включая баронов. Уоллес и Уильям Дуглас устроили дерзкий налет на Скон, где вершил суд юстициарий Ормсби, который едва спасся, оставив ценную добычу.{458}

К восставшим примкнул и Роберт Брюс-младший, граф Кэррик. Впервые он обратился и против короля Англии, и против собственного отца. Возможно, он строил надежды на корону, хотя не мог не знать, что его товарищи считали законным королем Джона Бэллиола. Так утверждает английская хроника Гисборо. Она же дает иное объяснение — Брюс перешел к шотландцам, так как сам был шотландцем, воскликнув: «Никто не презирает своей плоти и крови… Я должен пристать ко своему народу!»{459} Оба побуждения — патриотизм и честолюбие — присутствовали неразрывно во всех поступках Брюса.